Чародей - [10]

Но приветственные крики и смех вскоре уступили место исступленным воплям скорби: горожане увидели на полу второй колесницы обернутое тканью тело царя и услышали с подъезжающих колесниц крики: «Фараон мертв! Он убит гиксосами. Да живет он вечно».

Стенающие толпы, запрудив улицы, следовали за колесницей, которая везла царское тело к погребальному храму, и в замешательстве никто как будто бы не заметил, что отряды солдат Асмора сменили охрану на главных воротах и живо выставили караульных на каждом углу и на каждой площади.

Колесницу с телом Тамоса сопровождали толпы народа. Остальная часть обычно кишащего людьми города почти опустела, и Наг в своей колеснице галопом промчался по узким кривым улицам к дворцу на берегу реки. Он знал, что, услышав ужасную весть, все члены совета поспешат в палату собрания. Оставив колесницы у входа в сады, Асмор и пятьдесят телохранителей построились вокруг Нага. Они тесным строем прошли через внутренний двор, мимо прудов водного сада, полных гиацинтов и речной рыбы, сверкавшей подобно самоцветам под поверхностью прозрачных водоемов.

Прибытие такого отряда вооруженных воинов застало совет врасплох. Двери в палату не охранялись, и в ней собралось только четверо из членов совета. Наг остановился в дверном проеме и быстро взглянул на них. Менсет и Талла состарились и уже не обладали, как прежде, большими полномочиями; Синка всегда был слаб и нерешителен. Оставался лишь один сильный человек, с которым приходилось считаться.

Кратас был старше любого из них, но походил на дремлющий вулкан. В его одежде царил беспорядок – он несомненно прибыл на совет прямо с ложа, но не поднятый от сна. Поговаривали, будто он до сих пор способен развлекаться с двумя своими молодыми женами и всеми пятью наложницами, в чем Наг не сомневался, ибо рассказов о подвигах Кратаса на поле боя и в любви ходило множество. Свежие влажные пятна на белом льняном набедреннике и сладкий природный аромат женского сладострастия, окутывавший старика, нельзя было не заметить даже с того места, где стоял Наг. Шрамы на руках и обнаженной груди Кратаса напоминали о сотнях битв, в которых он сражался и побеждал на протяжении многих лет. Старик больше не желал носить многочисленные цепи полученных по праву Золотой Доблести и Золотой Похвалы, – такая груда драгоценного металла могла бы придавить и вола.

– Благородные господа! – приветствовал Наг членов совета. – Я прибыл, чтобы сообщить вам страшную весть. – Он шагнул в палату, и Менсет с Таллой отпрянули, будто кролики при виде змеящегося тела приближающейся кобры. – Фараон мертв. Сражен гиксосской стрелой при штурме вражеской крепости близ Эль-Вадуна.

Члены совета оторопело глядели на него в тишине, все, кроме Кратаса. Он первый оправился от потрясения. Его горе могло сравниться только с его гневом. Тяжело поднявшись на ноги, он с негодованием смотрел на Нага и его телохранителя: так старый буйвол с удивлением глядит из грязной лужи на львят-подростков.

– Сколь велика твоя наглость, изменник, что ты посмел носить печать сокола на своей руке? Наг, сын Тимлата, рожденный из чрева гиксосской потаскухи, ты не достоин пресмыкаться в грязи под ногами мужа, у которого украл этот талисман. Мечом, что висит сейчас на твоем поясе, владели руки куда более благородные, чем твои лапы. – Лысое темя Кратаса побагровело, а худое лицо вздрагивало от ярости.

Наг на мгновение удивленно замер. Откуда это старое пугало узнало, что его мать была гиксосской крови? Это держали в глубокой тайне. Он понял, что перед ним единственный человек, помимо Таиты, в чьих силах и власти вырвать из его рук двойную корону.

Он невольно сделал шаг назад.

– Я – регент царственного принца Нефера. Я ношу синюю печать сокола по праву, – ответил он.

– Нет! – прогремел Кратас. – Ты – нет! Лишь великие и благородные мужи вправе носить печать сокола. Фараон Тамос имел на это право, Тан, господин Харраб, имел на это право, и их предки, могущественные цари до них. А тебе, сучье отродье, оно не принадлежит.

– Меня провозгласили регентом легионы на поле боя. Я – регент принца Нефера.

Кратас направился к нему через палату.

– Ты не воин. У Ластры и Сивы гиксосские родственники-шакалы разгромили тебя. Ты не государственный муж, не философ. Тобой в меру восхищался лишь фараон – и заблуждался. Я предупреждал его о тебе сто раз.

– Назад, старый дурак! – предостерег Наг. – Я теперь вместо фараона. Тронув меня, ты оскорбишь корону и достоинство Египта.

– Я сорву с тебя печать и этот меч. – Кратас не остановился. – А потом доставлю себе удовольствие, задам тебе трепку.

Асмор справа от Нага прошептал:

– Оскорбление правителя карается смертью.

Наг мгновенно осознал, какая удача идет ему в руки. Он вскинул голову и взглянул во все еще яркие глаза старика.

– Старый хвастун, мешок дерьма, – дерзко сказал он. – Твое время прошло, Кратас, трясущийся старый осел. Ты не осмелишься и пальцем тронуть регента Египта.

Он рассчитал верно – такого оскорбления Кратас не стерпел. Он взревел и последние несколько шагов пробежал. Удивительно проворный для своих лет и сложения, он схватил Нага, приподнял и попытался сорвать печать сокола с его руки.