Чародей с гитарой. Том 1 - [81]

— Объясни мне кое-что, — начал он в порядке непринужденной беседы. — Есть одна вещь, которой я не понимаю.

— Есть вещи, которых не понимает никто из нас, — отвечал Джон-Том. — В настоящее время я сам не понимаю себя.

— Ты склонен к самоуглублению и к тому же социально сознателен. Это великолепно. — Дракон прочистил горло, и путешественников заволокло дымом.

— В соответствии с Марксовым учением капитализм давно уже должен был отойти в прошлое, сменившись бесклассовым и безгосударственным обществом. А ведь все происходит прямо наоборот.

— Но этот мир, — начал Джон-Том, стараясь избегать наставнического тона, — еще не вышел полностью из стадии феодализма, правда, есть еще кое-что важное. Ты, конечно же, слыхал о «Накоплении капитала» Розы Люксембург?

— Нет, — обратившийся назад алый глаз моргнул, — пожалуйста, расскажи мне об этом.

И Джон-Том приступил к объяснениям, стараясь выражаться пространно, но не забывая об осторожности.

Проблем не было. За один раз, разинув пасть, Фаламеезар мог поймать больше рыбы, чем все остальные за целый день ловли. Дракон просто стремился поделиться добычей, причем уже приготовленной.

Постоянный и надежный источник пищи вселял в Маджа и Каза все большую лень. Джон-Том в основном опасался не того, что не сумеет развлечь Фаламеезара, а что парочка лотофагов, разнежившаяся на спине у дракона, может проговориться, и тогда станет ясно, что марксисты они не больше, чем девственники.

Хорошо хоть, что среди путешественников не было ни купцов, ни торговцев. Мадж, Каз и Талея сошли за партийных агентов, хотя Джон-Том никак не мог придумать им профессию, подходящую хотя бы под определение ремесленника. Клотагорб считался философом, Пог — его учеником. Под руководством Джон-Тома маг-черепаха вполне справлялся с семантикой таких понятий, как диалектический материализм, и вполне мог поддерживать общую беседу.

Это было необходимо, поскольку Джон-Том с марксизмом познакомился достаточно глубоко, но три года тому назад. Подробности припоминались не сразу, а любопытствующий Фаламеезар немедленно требовал новых и новых, причем явно помнил до последнего слова и «Коммунистический манифест», и «Капитал».

Впрочем, к радости Джон-Тома, ни о Ленине, ни о Мао речь не заходила. Всякий раз, когда возникала тема революции, дракон немедленно начинал интересоваться, не следует ли разгромить город-другой или истребить отряд торговцев. Но, не владея методологией, он то и дело попадал впросак, и Джон-Тому удавалось направить мысли дракона к более мирным аспектам преобразования общества.

К счастью, купцы на реке попадались нечасто и некому было пробуждать в драконе праведный гнев. Обычно, завидев дракона, они немедленно оставляли не только свои лодки, но и воду. Дракон протестовал против такого хода событий, утверждая, что рад был бы пообщаться с командой, предварительно испепелив эксплуататоров-капитанов... Однако признавал, что не способен даже приблизиться к людям.

— Они не понимают, — негромко жаловался дракон однажды утром. — Я просто хочу стать рядовым пролетарием. А меня не хотят даже выслушать. Конечно, я помню, что отсутствие образования не позволяет им понять и оценить значение социально-экономических противоречий, терзающих общество. Вздор и бред. Только сердце болит за них.

— Помню, ты что-то говорил о своей родне, об их независимой натуре. Неужели их вообще нельзя организовать?

Фаламеезар разочарованно фыркнул, над поверхностью воды пронесся огненный язык.

— Они даже не хотят слушать. Откуда им знать, что подлинный успех и счастье приходят лишь к тем, кто трудится сообща, когда каждый помогает своему товарищу идти вперед — к светлому бесклассовому социалистическому завтра.

— А я и не знал, что у драконов есть классовые различия.

— К сожалению своему, вынужден признать, что и среди нас есть состоятельные особи. — Фаламеезар скорбно покачал головой. — Мы живем в грустном мире, полном всякой несправедливости, скорби и эксплуатации.

— Как это верно, — с готовностью отозвался Джон-Том.

Дракон просветлел.

— Но тем выше и цель, так ведь?

— Именно так, а той беде, что угрожает нам сейчас, нет равных от начала мира.

— Можно представить. — Фаламеезар казался задумчивым. —

Но вот что меня заботит: ведь среди вражеского войска окажутся и рабочие... Трудно представить, чтобы враги были только буржуями.

Боже мой, что отвечать-то, Джон-Том?

— В таком случае можно предположить следующее, — торопливо выпалил молодой человек. — Все они испытывают только одно желание — стать еще большими боссами, чем те, которым они сейчас прислуживают.

Фаламеезар успокоенным не выглядел.

Вдохновение несло Джон-Тома дальше.

— В то же время они втайне убеждены, что когда завоюют оставшуюся часть мира — Теплые земли и все остальное, — то сделаются хозяевами живущих там рабочих. Пусть прежние господа сохраняют свою власть над ними, но в случае успеха они способны породить самый безжалостный класс эксплуататоров, какого не знал еще мир, — хозяев над хозяевами.

Голос Фаламеезара лавиной камней посыпался в воду.

— Это следует прекратить!

— Я с этим согласен. — Последнее время внимание Джон-Тома во все большей мере было обращено к берегам. Невысокие песчаные пляжи сменились холмами. Левый берег превратился в скалистую стенку высотой почти в сотню футов. Препятствие это было чрезмерным даже для могучего Фаламеезара. Дракон постепенно забирал вправо.