Чародей с гитарой. Том 1 - [462]

— Ты прав, — признал колдун, который наклонился так низко, что едва не уткнулся носом в пол. — Кажется, я все же узнаю их.

— Вот и хорошо. Пора приступать.

Коала крепко ухватил узелок обеими лапами и вдруг с быстротой, на которую вряд ли был способен даже Мадж, размахнулся и обрушил его на голову росомахи. Ну и чудеса, подумалось Джон-Тому; а он-то полагал, что руны имеют, так сказать, только метафизический вес! У Браглоба отвисла челюсть. Колин снова ударил. Колдун без чувств распростерся на полу. Узелок лопнул, руны разлетелись во все стороны.

— Отлично, чувак! — воскликнул Мадж. Выдр подбежал к Браглобу и заглянул тому в физиономию. — Ничего не скажешь, шикарный способ предсказывать будущее!

— Мне и впрямь показалось, что я предвижу для нашего гостеприимного хозяина довольно длительный отдых. Откровенно говоря, толковать руны через кожу трудновато. — Коала печально посмотрел на разорвавшийся узелок. — Чем бы его заменить?

— Плачу за штопку, — объявил Мадж, выказывая неожиданную щедрость. — Эй, как насчет того, чтобы свалить отсюда и поискать швейную мастерскую? Конечно, самую лучшую? —

С этими словами выдр взялся помогать Колину, который бродил по зале, собирая рассыпавшиеся руны.

— Может, мы перед уходом отучим его раз и навсегда связываться с нами? — Дормас выразительно кивнула на посох Джон-Тома. Юноша, который был вовсе не в восторге от подобного предложения, вопросительно поглядел на Клотагорба. К радости Джон-Тома, волшебник, по-видимому, разделял его чувства.

— Я предсказываю, что он не очнется до вечера. Мое предсказание основано, разумеется, на рунах Колина. — Глаза чародея озорно блеснули. — Когда Браглоб придет в себя, он вновь обезумеет, но то будет совсем другое, куда менее опасное безумие. Если он в чем и виноват, то лишь в том, что вел себя, как, собственно, и положено росомахе. Нам нечего опасаться, он не станет преследовать нас. Росомахи вспыльчивы, но отнюдь не злопамятны; к тому же нашему другу предстоит освоиться с преобразившейся — для него — реальностью, а это весьма хлопотное занятие. Вдобавок росомахи не отличаются склонностью к затяжной погоне за добычей. Поэтому мне представляется, что он, вместо того чтобы погнаться за нами, вернется домой, в свой настоящий дом, который покинул когда-то из-за насмешек окружающих. Помимо всего прочего, я против неоправданной жестокости.

Мадж, которому, должно быть, надоело разыскивать по углам залы костяшки да камешки, внимательно прислушивался к рассуждениям Клотагорба. Наконец он не выдержал:

— Неоправданной? Этот хорек-переросток пытался изничтожить весь мир, а потом — извести нас, и мы должны пощадить его? Ну, ваше чудомудрие, чтой-то вы загнули!

— Мадж, ты слышал? — поспешил вмешаться Джон-Том. — Пожалуйста, никакого самоуправства.

— Ну да, знай свое место, образина поганая, кто ты такой, чтобы спорить с его препожлобием, верно? Я, конечно, не волшебник — так, любитель перекинуться в картишки, — но опыт научил меня золотому правилу: раз проиграл — плати. «Неоправданная жестокость», «росомахи незлопамятны»! Олухи вы оба, вот что! Я сыт по горло вашими бреднями! Да как вы не поймете, что врагов надо убивать, на то они и враги? Признайтесь честно, вам просто лень позаботиться о собственных задницах!

— Дормас, ты готова? — спросил Джон-Том. Лошачиха утвердительно кивнула. — Сорбл? — Филин, взгромоздившийся на гору поклажи, выразил свое согласие двигаться в путь довольным уханьем. — Тогда пошли.

Юноша и следовавший за ним Клотагорб шагнули в коридор, поперек которого распростерся оглушенный колдун.

— Валяйте, валяйте, — пробормотал Мадж, засовывая лапы в карманы штанов. — Пожалеете потом, что не послушались моего совета. — Продолжая ворчать, выдр поплелся следом за товарищами.

— Ты возвращаешься с нами в Линчбени? — справился Джон-Том у Талей, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, и затаил дыхание в ожидании ответа. Девушка несколько минут молчала, глядя прямо перед собой, но в конце концов не сумела сдержать улыбки.

— Ну конечно! Какой ты глупый! А еще чаропевец! Или, по-твоему, я останусь здесь, чтобы окончательно заледенеть в этой холодной пустыне?

— Может, — он сглотнул, — может, поживешь с нами? Я вовсе не стремлюсь к чему-то тебя принудить, не подумай ничего такого. Я знаю, как высоко ты ценишь свою независимость.

— Джон-Том, — ответила Талея, улыбка которой в тот миг, когда путешественники выбрались из тоннеля, словно прогнала с неба облака, — все когда-нибудь, рано или поздно, приедается, и независимость в том числе.

Юноша погрузился в сочинение замысловатой и всесторонне продуманной фразы и тут заметил краем глаза, что Клотагорб смотрит на него в упор. Он мгновенно постиг суть того, что выражал взгляд волшебника. Чародей напоминал юноше, что не стоит углубляться в словесные дебри, дабы не пришлось мыкаться в поисках выхода. Порой обстоятельства складываются так, что вполне можно ограничиться одним-единственным словом. Джон-Том состроил гримасу, которая, как надеялся, придала его лицу выражение мудрости, и произнес:

— Понятно.

Талея, очевидно, сочла, что он откликнулся как нельзя более кстати, ибо приподнялась на цыпочки, крепко обняла Джон-Тома за шею и притянула к себе. Губы молодых людей слились в поцелуе. Наконец юноша вырвался, выпрямился, перевел дух и оглянулся на крепость, в стенах которой им столько всего пришлось пережить. В ушах Джон-Тома по-прежнему отдавался эхом прощальный привет пертурбатора. Юноша догадывался, что никогда не забудет диковинного зрелища, что воспоминания об этом будут вдохновлять его в минуты отчаяния. Господи, как же ему повезло — он видел воочию величайшее чудо Вселенной! И не только видел, но и приложил руку к освобождению космического странника!