Чародей с гитарой. Том 1 - [432]

Как вскоре выяснилось, он сделал правильный выбор. Мадж зажал уши, физиономия Клотагорба выразила удивление, смешанное с отвращением. Что ж, значит, все в порядке, значит, он поет именно то, что нужно! Как и всякий более-менее сносный панк-рокер, Джон-Том прилагал максимум усилий, чтобы оскорбить своих слушателей.

— Ну как? — спросил очередной голос. Джон-Тому показалось, что прутья невидимой клетки сжимаются и свободного пространства остается все меньше и меньше. Он пошатнулся, но не упал.

— Осторожнее, — посоветовал кто-то из незримых наблюдателей. — Он может быть опасен.

— Кто, он? Не смеши меня! Это же овечка в овечьей же шкуре!

— Поет так, будто его заставляют из-под палки.

Джон-Том вновь попятился. Каждое оскорбление било точно в цель, обрушивалось на него, как и положено любому мало-мальски стоящему оскорблению, подобно удару тяжеленной кувалды. Он чувствовал себя боксером, который ведет бой продолжительностью в пятнадцать раундов. Руки юноши словно прилипли к дуаре, однако он продолжал петь, ибо ничего иного ему не оставалось. Некая сила упорно оттесняла его назад. «Мои оскорбления чересчур прямолинейны, — подумалось Джон-Тому, — вот почему они не очень эффективны». Выражениям, которые слетали с уст юноши, и вправду не хватало некой непристойной изысканности. Он как бы превратился в вооруженного топором варвара, которому противостоит с полдюжины быстрых как молния фехтовальщиков. Если бы только он смог нанести один-единственный приличный музыкальный удар, то наверняка бы сокрушил треклятую клетку! Но поток оскорблений, что изрекали обладатели насмешливых голосов, по-прежнему не иссякал, и Джон-Том чувствовал, что потихоньку проигрывает. Колкость там, язвительное замечание насчет телосложения сям, весьма нелестная характеристика всего рода Меривезеров — голоса упреждали буквально каждую фразу юноши.

— Он туп, — утверждал один голос, — туп, как валенок. Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы стать тем, кем он стал, но такие штучки не проходят бесследно.

Джон-Том вновь рухнул на колени.

— Ну, не настолько все плохо, — возразил другой. — В конце концов, он, похоже, знает целых два аккорда.

Джон-Том повалился на спину. Он все еще пытался играть, все еще пробовал петь, но понял вдруг, что задыхается. Он увидел над собой встревоженные лица друзей.

— Передохни чуток, приятель, — Мадж посмотрел на Клотагорба. — Сотворите что-нибудь этакое, ваше чародейство. Он совсем выдохся.

— Я никогда раньше не встречался с подобным искажением реальности. Поэтому мне трудно даже предположить, что тут можно сделать.

— Ну, я-то знаю, что делать! — воскликнул Мадж, вырывая из ослабевших рук Джон-Тома дуару.

— Подожди! — Юноша хотел было сесть, но не смог. — Подожди, Мадж! Ты же не умеешь!

— Парень, тут не нужны ни чаропения, — отозвался выдр, ни ваша распрекрасная магия.

Маджу приходилось нелегко, ибо дуара была высотой почти с него, однако выдр все же умудрился поставить инструмент перед собой и провел лапой по струнам. Раздались надрывные звуки, сильнее всего походившие на череду душераздирающих воплей.

— Это не музыка, — фыркнула Дормас.

— Ну уж нет, милашка, извини-подвинься. Я сам соображу, что к чему.

— Он что, собирается петь? — осведомился первый голос.

— Ну да, — подтвердил второй. — И ведать не ведает, бедняжка, что сядет в такую лужу, из которой уже не вылезет.

— Неужели? — высокомерно справился Мадж. — Ну ладно, слушайте, вы, грязные, вонючие, пердолбанутые задницы!

Он запел. Голос выдра примерно соответствовал аккомпанементу — и то и другое было просто ужасно. Однако значение имела не столько музыка, сколько, если можно так выразиться, текст. Пускай Джон-Том именовался чаропевцем, а Клотагорб — волшебником; когда речь заходила о ругательствах, оба они были сущими младенцами по сравнению с Маджем.

Лагерь захлестнула некая незримая волна. Содрогнулся сам воздух. Джон-Том ощутил, что может дышать, и медленно сел. Боль, от которой раскалывалась голова, начала постепенно сникать. Голоса продолжали отпускать гнусные шуточки, но юноше почудилось, что в них проскальзывает растерянность.

— Какой слог! Неподражаемо!

— Не вздумай подражать, а то запачкаешься.

— И это все, на что вы способны? — прорычал Мадж- — Тоже мне, оскорбления! Слушайте дальше, дерьмо собачье!

Джон-Том обнаружил вдруг, что может встать. Он непрерывно моргал — вовсе не от оскорблений, которые, казалось, кишмя кишели в воздухе, а от жалобных звуков, срывающихся со струн дуары. Мадж, должно быть, учился когда-то играть на лире или каком-либо ином струнном инструменте, однако то, что он вытворял с дуарой, не снилось юноше даже в кошмарных снах. Тем не менее, хотя аккорды, которые брал выдр, относились к музыке точно так же, как бриллианты — к предметам первой необходимости, Маджу, похоже, удалось добиться определенного успеха.

— Пускай ваш хозяин разбогатеет, — пел выдр. — Пускай он станет знаменитым на весь мир, а потом узнает, что заболел неизлечимой болезнью.

Задул ветер, над кострищем взметнулся облаком пепел. То была последняя попытка справиться с путешественниками, и она окончилась неудачей. Мадж устремился к деревьям с таким видом, словно гнал удирающего во все лопатки врага — что он, впрочем, и делал.