Чародей с гитарой. Том 1 - [428]

— Кое-кто вообразил себе невесть что, — проронила Дормас. — Если мир и вправду горит, где же дым?

— Пертурбация. — Клотагорб принялся рыться в ящичках у себя на груди, разыскивая необходимый фиал. Волшебник был уверен, что положил тот в ящичек рядом с левой подмышкой или ниже, на уровне колена. — Я полагаю, она приближается с юга. Те пертурбации, которые охватывают весь мир, обычно начинаются вдали от самого пертурбатора.

— Выходит, мы сгорим заживо. — Мадж тяжело опустился на землю. — Удовольствие, приятель, еще то.

— Вижу! — воскликнул Джон-Том, указывая пальцем на юго-запад. Все как по команде повернулись в ту сторону.

Над макушками деревьев показалась стена пламени, которое буквально пожирало все на своем пути. В огненной стене не было прорех, сквозь которые пролегали бы тропинки на свободу. Не приходилось рассчитывать даже на везение. В небе поверх надвигающейся стены сновали огненные шары. Путешественники отчетливо различали рев пламени, этакий траурный марш — отходную гибнущему на глазах миру. Что касается дыма, его по-прежнему не наблюдалось.

— Далеко, — выдохнул Джон-Том, вытирая пот со лба.

Некоторое время спустя пламя приблизилось настолько, что стало видно: горят не только деревья и трава, но и камни — от крохотной гальки до громадных валунов. Зачарованный ужасным зрелищем, Джон-Том все же смутно сознавал, что Клотагорб, стоявший чуть позади, воздел лапы к небу и бормочет какую-то тарабарщину на очередном древнем языке. Пламя наступало с ошеломляющей быстротой. Было жарко, но не настолько, чтобы на ком-либо вспыхнула вдруг одежда; никто из путников не превратился пока — и как будто не собирался превращаться — в живой факел. Да, подумал Джон-Том, огонь явно не настоящий. Сорбл был прав. Внезапно стена пламени разошлась, словно ее рассекли топором, обогнула маленький отряд с двух сторон и снова сомкнулась. Воздух оставался пригодным для дыхания, однако повсюду, куда ни посмотри, был испепеляющий огонь.

— Световое шоу, — хмыкнул Джон-Том. Лицо, да и все тело юноши было мокрым от пота. Он попытался представить, будто лежит на пляже в Редондо и наслаждается знойным ветром из пустыни Мохаве. — Что будем делать?

— Подумать только: не так давно мне было холодно, — проговорил Колин, выказывая знаменитое чувство юмора, которое испокон веку приписывали коалам. Медведь обнажил саблю и крепко стиснул ее обеими лапами, переплетя вдобавок когти, чтобы ухватиться понадежней. К сожалению, враг был не из тех, кого колют или рубят. Должно быть, осознав это, Колин сунул саблю обратно в ножны.

— Дороги нет ни вперед, ни назад, — пробормотала Дормас, которая, как и следовало ожидать от представителя семейства лошадей, нервничала сильнее всех. — Эй, волшебник!

— Я сделал все, что мог, — отозвался Клотагорб. — Нам не остается ничего другого, как терпеливо дожидаться окончания пертурбации и надеяться, что она не затянется слишком уж надолго. Мне бы, откровенно говоря, не хотелось прибегать к силе. Даже естественные пожары не так-то просто поддаются заклинаниям, а сие пожарище можно назвать каким угодно, только не естественным. Вся проблема в том, что очень трудно уговорить пламя подождать, пока ты наведешь чары.

— Что произойдет, когда все кончится? — спросила Дормас.

— Мир станет точно таким, каким был до пертурбации, если, конечно, не случится того, что стряслось в Оспенспри.

— То есть все, что сгорело — деревья, камни, — станет самим собой?

— Совершенно верно, — кивнул Клотагорб. — Не забывайте, пертурбатор может искажать любые законы природы. Не пытайтесь обнаружить в его фокусах логику, иначе сойдете с ума. Пертурбатор следует принимать таким, каков он есть.

— Возможно, вы, сэр, и не готовы сразиться с ним, — заявил Джон-Том, — но я больше не могу терпеть. — Юноша снял с плеча дуару и повернулся к Колину. — Ты хотел доказательств? Смотри, что сейчас будет.

— Мой мальчик, стоит ли рисковать? — осведомился Клотагорб. — Одно-единственное неверное слово, одна неправильная нота — и ты уничтожишь мое охранительное заклинание. В результате мы можем оказаться захваченными пертурбацией, а когда она сойдет на нет, нам, боюсь, будет уже все равно.

— Одно или другое, — проговорил Джон-Том, кивая на солнце, — какая разница? Что так погибать, что этак. Сидя здесь, мы ни на пядь не приближаемся к пертурбатору. Тот, кто медлит, проигрывает. — Он тронул струны инструмента. Раздались звучные аккорды, ясно различимые среди рева пламени.

— А кто поет, да не то, по тому палка плачет, — предостерег Мадж.

— Твори свою магию, человек, — изрек Колин. — Я не из пугливых.

— Посмотрел бы, на что способен мой бестолковый приятель, небось заговорил бы иначе, — пробурчал Мадж, предусмотрительно отступая подальше от своего друга.

Джон-Том призадумался. В его репертуаре имелось достаточно песен об огне. Вся трудность заключалась в том, что большинство из них — такие, как старая добрая «Пламя, ты меня жжешь» или «Иди сюда, детка, зажги мой огонь», — относились к зажигательным, а не к противопожарным. Размышления отняли несколько минут, а потом юноша заиграл и начал петь. Аккорды дуары оказали немедленное воздействие на огненную стену вокруг. Языки пламени, большие и малые, принялись взмывать и опадать в такт музыке. Однако они, по-видимому, вовсе и не думали исчезать окончательно. Во всяком случае, когда Джон-Том допел последний куплет, выяснилось, что огонь по-прежнему окружает путешественников со всех сторон. Мало того, в одном месте пламя как будто придвинулось ближе. Ну вот, подумалось юноше, что хотел, то и получил. Он не только не сумел утихомирить пертурбацию, но уничтожил-таки охранительные чары Клотагорба, то есть совершил точь-в-точь то, чего опасался волшебник. Юноша широко раскинул руки и приготовился обнять грозно ревущее пламя.