Чарлик - [2]

Итак, у нас в доме появился новый член семьи. И сразу же стало ясно, кто в доме хозяин. Теперь на кухню надо было пробираться очень осторожно, желательно бочком, чтобы ненароком не задеть Чарлика, устроившегося в своей муфте прямо на пороге узкого прохода через коридор в кухню. И если он не спал крепким сном, — а он никогда не спал, — то из ватной трубы, откуда забавно торчал его обрубленный хвостик, доносилось сдержанное рычание. Мы испуганно отпрыгивали назад, стараясь переждать и дать стражу дома уснуть покрепче. Но на кухню, всё-таки, надо же было попасть! И мы делали новую попытку. Иногда он милостиво соглашался пропустить нас. Иногда — нет. Всё зависело от его настроения. А нам только оставалось подчиняться. Зачем раздражать бедное животное? Как-нибудь перетерпим, поедим в другой раз. Когда и у него аппетит проснётся.

Как и все собаки, наш Чарлик любил гулять. Стоило кому-нибудь из нас подойти к входной двери, как он тут же стремительно летел в прихожую и нетерпеливо поглядывал на нас: — ну, когда же ты откроешь дверь? Пошли!

Стоило огромных трудов отогнать его от двери, если на этот раз прогулка с ним не была предусмотрена. И все четыре пролёта, спускаясь по лестнице, мы слышали жалобное повизгивание обиженного пса. Ну как же! Лишили законного удовольствия!

Зато, когда приходил с работы муж, и мы дружно пообедав всей семьёй, включая Чарлика, выходили наконец-то на прогулку, счастью и визгу его не было конца. И нам стоило огромных трудов просунуть его узкую мордочку в кожаный ошейник с длинным поводком, так он вертелся от нетерпения, прекрасно зная, какое удовольствие его ожидает.

На улице он стремительно натягивал поводок и нам приходилось бежать, еле поспевая за этой крохотной собачкой, наделённой энергией чистокровного скакуна, легко берущего барьеры на беговой дорожке. Сразу за нашими девятиэтажками кончался город и расстилалось огромное холмистое поле, заросшее травой. Там же были посадки масляничных деревьев. А ещё дальше начинался обрыв, под которым располагался посёлок имени Разина. Но туда мы редко доходили. Нам вполне было достаточно этого простора, ничем не уступающего сельской местности. Особенно хорошо там было летом. Солнце садилось за горизонтом. Трава приятно пахла после полуденного зноя. Невысоко реяла мошкара. Изредка доносилось одинокое пение неведомой птички. Чарлик бежал, как оголтелый и вдруг, со всего размаха делал стойку. Замирал на трёх лапах, приподняв перед собой полусогнутую переднюю. Он был прекрасен в этот момент. Настоящая охотничья собака! Мы с восхищением любовались им.

Смотри, смотри, — говорил мне муж. — Он что-то учуял.

Но постояв так, минуту, или две, Чарлик продолжал свой неистовый бег. Наконец, немного угомонившись, он вспоминал про свои неотложные дела и мы замедляли темп. Теперь можно было спокойно продолжать гулять.

К чужим собакам он относился с темпераментом небезызвестной Моськи. Никому не давал спуску. Всех облаивал. Мы еле удерживали его на поводке. Если это были большие собаки, то они еле удостаивали нашего отважного Чапу своим презрительным взглядом. Что им было до него? Так, мошка перед ними. С маленькими собачками он перелаивался от души. Так, поговорив и нагулявшись власть, он с неохотой разрешал нам увести его домой.

Долгое время, пока он обживался у нас, прогулки по улице не доставляли ему особенного удовольствия. Он шарахался от проходивших мимо людей, жался к нашим ногам и явно был не прочь укрыться от назойливого внимания ребятишек на наших руках. Но потом всё изменилось. Мы уезжали в отпуск. И сестра мужа, Зина, согласилась приютить его на месяц у себя. Жила она с семьёй в городе-спутнике. Помните, так назывались города, построенные невдалеке от крупного города? Это был современный индустриальный город, население его составляли преимущественно выходцы из окрестных деревень, или как они у нас назывались, районов.

Приехав с курорта, и получив нашего драгоценного Чапу обратно, мы не узнали свою собаку. На улице теперь уж он не давал проходу мальчишкам, гавкая на них изо всех сил и вырывая из рук поводок, стремясь во что бы то ни стало укусить быстро мелькающие голые ноги ребятни, в страхе убегающих от злой махонькой собачки.

Сестра объяснила потом, в чём тут дело. Оказывается, когда они выводили Чапу на прогулку, местные ребята бежали и лаяли на него. В традициях этого народа нет привычки держать дома собак. И потому наш Чарлик для ребятни был чудо чудное. К тому же молчаливое, поначалу. Видимо дети решили научить странного пёсика лаять и стали подавать ему пример собственным лаем. И научили. Так научили, что стал он на людей кидаться, как собака. То есть, как наверно и положено собакам.

Печально, но с тех самых пор и стал портиться характер нашего любимца. И вредные привычки появились. Уж такие противные, что и сказать стыдно. О некоторых умолчу. Не поднимается рука написать, как он любил поваляться на улице… может сами догадаетесь, в чём. Потом мы приходили домой и еле отмывали дурацкое животное. А ещё он любил проехаться по нашему ковру в гостиной. Начинал от самого края у двери, разбегался, и присев на короткий обрубок бывшего хвоста, проезжался таким макаром до тумбочки с телевизором. Там он останавливался. Приехали. Дальше некуда. Уж мы и ругали его, и вразумляли. Ничего не помогало. При нас, правда, он делал это всё реже и реже. Ну, а без нас? Кто его знает.