Чапаев-Чапаев - [34]

— Стелла Исааковна Кальменс! — зычным голосом отрапортовала она, обращаясь в сторону икон, — прикомандирована до вашего комиссара машинисткой. Зовите меня Анной, а как освою пулемет, стану в строй. Машинку, один хрен, разбило осколком. Где ваш Чапай хваленый? Может, если он против Интернационала, так хвоста ему накрутить!?

— А ты, Анна, за какой Интернационал? — выступил из-за самовара Чапаев, — второй или третий? — прищурил он вопросительно желтый глаз, подкручивая одновременно удивительной красоты ус.

— Известно, — замялась женщина, сильно сбавляя тон, — за который Ленин.

— За третий, стало быть, как и я — комдив Чапаев! Ну и молодец, Анна. А я — Василий, — протянул он Анне шершавую сухую ладонь. — Комиссар Клочков там, за самоваром, интересуется опиумом для народа, — шевельнул усом Чапаев в сторону комиссара, терзавшего Псалтырь, — он тоже за третий, а это Петр, — указал он в последнюю очередь на Петьку, вид которого неожиданно поразил Стелу, — как и я, придерживается пока третьего.

Такого ясноглазого парня женщине не приходилось прежде видеть. Главное, в глазах этих ни грамма не сквозило того похотливого устремления, которое временами и революцию заслоняло некоторым товарищам. Все знакомые парни и мужики, когда обращались к Стелле, никогда не смотрели в глаза, а исключительно на грудь. Казалось, их даже не интересовали ее заслуги и личные достижения на революционном поприще. Некоторые же наглецы осмеливались высказывать предположение, что и ее занимает больше их мужское общество, то есть мужской перевес в рядах революционеров, а не собственно борьба.

Между тем Стелла в короткий срок выучилась меткой стрельбе, английскому боксу, фехтованию на ножах и верховой езде. Редкий мужчина мог бы соперничать с ней. Но вместо уважения, некоторые товарищи, как и те на крыльце, сразу копыта протягивали к ее груди, чтоб лапать. С такими у Стэллы был разговор короткий — сразу в зубы, да так, чтоб как можно больше вылетело их долой.

Профессиональные революционеры долгое время даже распознавали своих по этим ополовиненным ртам. А раз один агент охранки целый месяц пользовался доверием в революционном кружке, потому лишь, что имел щербатую пасть.

Словом, что-то в Петре поразило ее, а тот еще и жест приглашающий сделал, исполненный очарованья:

— Чаю?..

31

Сержант Павел Перец плавно подкатил к своему милицейскому отделению и, ловко подхватив велосипед, вошел внутрь. Кивнул неприветливому дежурному, загнал машину под лестницу и двинул коридором к своему личному закутку.

За одной приоткрытой дверью коллеги «забивали козла» в домино на обитом железом столе, веселя себя криками: «Дуплись!» и «Рыба!». Из-за другой двери сперва послышался гневный выкрик: «Ты мне еще указывать будешь!», затем дверь распахнулась и старшина с распухшим лицом и папкой в одной руке, другою рукой, держащей кусок волосатого студня, махнул в дальний конец коридора и прохрипел сквозь непрожеванное:

— Зовут тебя, Палыч! Сразу тебя стал спрашивать, как сам пришел! — старшина откусил еще студня и, потрясая папкой, скрылся. На папке имелась надпись чернилами: «Дело № 306».

Дойдя до указанного кабинета, Перец уверенно постучал и, услыхав начальственное: «Валяй, заходи!», шагнул через порог, одновременно поднимая вытянутую ладонь для отдания чести.

Помимо капитана Корытина, в кабинете находился субъект, хоть и в штатском, но, похоже, еще более важный чин. Субъект, с мрачным, неодобрительным видом прохаживался вдоль стола капитана, вытаращенные глаза которого, кажется, привязаны были на невидимых нитках к модному разрезу на пиджаке незнакомца.

Наконец тот остановился, молниеносным движением фокусника выудил откуда-то из-за пазухи завернутую в синюю, спичечной бумагу колбаску и вытряхнул из нее на стол, сразу рассыпавшуюся стопку ярких металлических монет, с портретом Менделеева на одной из сторон. Монеты все так и легли веером по сукну, портретом ученого вверх.

Затем он кашлянул и, будто отдохнув, отчеканил металлическим голосом:

— Ввести в курс и поставить конкретную задачу каждому вашему сотруднику! И не жуйте сопли! Без всяких промедлений!

— А шо за важность, товарищ полковник? — запыхтел Корытин, оторвав взор от разреза и переведя его на рассыпанные монеты.

— Вам что не понятно, или как? — гневливо занервничал штатский.

— Не, мне усе понятно, но шо конкретно случимши? — хитрил капитан, желая выведать побольше.

— Да нету таких рублей у нас!

— У прыроде? — продолжал придуриваться капитан.

— Вы что, идиот? У государстве нету! Не чеканили таких.

— Шо, то есть, усе фальшивые? — потрогал монеты Корытин, любуясь одинаковыми Менделеевыми.

— Считай, как все равно, что усе! — съобезьянничал собеседник, прихлопнув монеты пятерней. Затем он резко поднял руку, и одна монета прилипла было к потной ладони, но оторвалась и брякнулась в общую кучу. Ученый на ней, кажется, поморщился.

— Пол аванса, — прикинул на глаз капитан.

— Звали, товарищ капитан? — подал голос Павел, до сих пор впустую козырявший у дверей.

Штатский, словно тень, немедленно отступил в угол и, кажется, скрылся за пыльным столбом света из окна.