Чаганов: Москва-37 - [10]

«Приёмная дочь… не знал».

– … с этой квартирой вопрос решён, ты на неё не отвлекайся. Теперь прослушка кабинета Ежова: При установке фототелеграфа и проводке телефонной линии к аппарату Новаку удалось подключится к местному телефону Ежова, (Киров видит моё удивлённое лицо) не самому Новаку, конечно, его технику. То есть с этим тоже не должно быть трудностей, но если они появятся, то будь готов помочь. Твоя основная задача – установить подслушку на даче Ежова в Мещерино. Там находится его дача, на которой он живёт. Вопросы есть?

– Скажите, Сергей Миронович, Новак полностью в курсе этой операции или только своей части?

– Сейчас да, – Киров тянется в карман за папиросами. – будешь поддерживать связь со мной через него.

Закуривает, медлит, хмурится: «Скажи, Алексей, что ты искал в картотеке у Новака»?

«Ожидаемый вопрос»…

– Дактокарту на одну свою знакомую. Она по молодости попала в плохую компанию, была осуждена. Сейчас исправилась, пошла учиться. Не хотел чтобы у Ежова был повод меня шантажировать, вот и… Жаль, что не знал заранее о Новаке, не пришлось бы так рисковать.

«Фух, вроде и не соврал нигде».

– Тут моё было недомыслие. – Наконец-то Киров отводит от меня свой взгляд. – Обо всех своих действиях сообщай Новаку. Мы больше пока без крайней необходимости встречаться не будем. Учти слежку за тобой не сняли.

* * *

– Алексей, – перехватывает меня Новак прямо у двери в приёмную. – доброё утро. Ты слыхал, что первого мая – день рождения Ежова?

– Нет, откуда?

– Отрываешься от коллектива, – качает головой Егор Кузьмич. – начальники отделов уже давно начали готовить ему подарки. Тридцатого апреля будет сабантуй.

– Понял, спасибо за подсказку. А где? – Шепчу в спину повернувшемуся чтобы уходить Новаку, неподалёку послышались чьи-то голоса.

– Никто не знает.

«Ангел основательно устроился у меня на правом плече»…

Катя, уже на своём посту, протягивает мне телефонную трубку и беззвучно раскрывает рот.

– Ш-а-п-и-р-о… – читаю по её губкам.

«Чего это он? Вроде не опоздал, совещание ещё через пятнадцать минут».

– Совещание отменяется… – секретарь Ежова кашляет и сморкается мне в ухо. – Николай Иванович в командировке.

«Понятно… мыши в пляс. Фриновский не большой любитель накачек. Хотя мог бы и заранее предупредить, а не за четверть часа. Но в любом случае у меня освободилось добрых два часа».

Закрываю за собой дверь в кабинет, сажусь в кресло Бокия и замираю в позе роденовского «Мыслителя».

«Такая вот информация к размышлению… Удобный случай вместе с подарком подсунуть „жучка“. Вот только не нравится мне здесь что-то… Вдруг провокация? Хорошо, не предупредили меня о днюхе, так и так понятно что ко мне моё начальство относится с подозрением из-за Кирова: могут и вовсе не пригласить. Или проверяют своих, нет ли утечки? Его не предупредили, а он знает. Чур меня! Не будет Ежову от меня никакого подарка, даже если пригласят на вечеринку позднее, всё равно мой презент будут рассматривать под микроскопом. Можно и всерьёз на нары загреметь: подслушивающее устройство хотел подсунуть наркому внутренних дел, какие ещё нужны доказательства? Определённо, Чаганов – германский шпион! Буду дальше думать и желательно в движении, нет времени сидеть сиднем».

Достаю из сейфа наган, добираю солидности и выхожу в приёмную.

– Замечательно, Катя, выглядишь… – говорю бархатным голосом. – вызывай машину… и готовься расставлять флажки на карте Москвы: ВИМС, Гиредмет, Нефтяной институт, СКБ. Понадоблюсь кому, звони по этим номерам.

Москва, Старая площадь,

дом 4. ЦК ВКП (б).

19 апреля 1937 года, 11:00

Заведующий политико-административным отделом Осип Пятницкий поднялся из-за заваленного бумагами письменного стола и подошёл к окну кабинета на самом верхнем четвёртом этаже здания, выходящего на Старую площадь и Ильинский садик. Сплошной поток трамваев, автобусов и машин и конных повозок запрудил проезжую часть, замедлив их движение до такой степени, что пешеходам не составляло никакого труда проскальзывать между ними, вызывая отрывистыеые гудки раздражённых водитетелей и испуганное ржание лошадей.

– Везде жизнь кипит… – Вырвалось у него вслух, единственный его слушатель – портрет Ленина на стене согласно промолчал.

«… а у нас до полудня как на кладбище».

В последние годы партийные органы как-то сами, без всякого распоряжения сверху подстроились под режим работы Сталина (позднее начало – позднее окончание), лишь он, один из старейших членов партии, чей стаж исчислялся с 1898 года («скоро сорок лет, хе-хе»), так и не смог перебороть свою многолетнюю привычку просыпаться с петухами, приходя на работу к восьми утра и уходя со всеми заполночь.

«И это называется работой»…

Пятницкий бросил раздражённый взгляд на кипы бумаг, не оставившие на столе ни одного свободного местечка.

«Жалобы, анонимки, доносы… Прокуроры кляузничают на органы, органы на юстицию, те на судейских. Ненавижу»…

Вся жизнь Осипа Ароновича с того самого 1898 года, когда он пришёл в революционный кружок, была связана с нелегальной работой: с организацией забастовок и демонстраций рабочих, затем в 1905 году доставкой из-за границы запрещённой литературы и оружия. Он неоднократно арестовывался охранкой, но благодаря своим навыкам конспиратора его личность никогда не была установлена жандармами. В 1917-ом Пятницкий ненадолго вышел из тени, возглавил отряд Красной гвардии в Москве, за ним был небольшой период легальной работы в Моссовете и снова почти пятнадцать лет на тайной службе в Коминтерне, где он возглавлял разведку и контрразведку. Чужие имена, чужие паспорта, чужие страны… Времени на учёбу не хватало. Так и остался недооучкой, точнее самоучкой, не довелось ему посидеть за школьной партой. «Вся жизнь в борьбе – покой нам только снится». До конца 1934-го…, когда Сталин неожиданно предложил ему высокий пост – Секретаря ЦК.