Чабан с Хан-Тенгри - [14]

Темирболот заметил, что Белек затаил злость, но не придавал этому значения. Он держал себя с ребятами так, будто совсем не было этих двух лет, словно ничего не происходило.

Когда кто-то из мальчиков предложил сыграть после уроков в волейбол, Темирболот с радостью согласился. Домой он вернулся с наступлением сумерек, потный, со сдвинутой на затылок шапкой. Таким он уже два года не приходил! Радость, как пламя, все ярче разгоралась в его душе. Он был счастлив.

Когда Темирболот закончил уборку стойла, он вдруг услышал пронзительный голос Калыйкан:

— Эй ты, бригадир! Провалиться тебе сквозь землю! Иди сюда!

Темирболот даже вздрогнул, будто его укололи. Он выбежал из сарая и увидел Эшима: бригадир шел к окраине села.

Наискось от дома Темирболота стоял дом Калыйкан, крытый камышом. Домишко был совсем ветхий, входная дверь рассохлась и висела на одной петле. Вместо стекла в окнах красовались многочисленные осколки, неряшливо скрепленные при помощи бумаги и теста. На попойки у Калыйкан денег хватало, а для того, чтобы привести дом в порядок, не оставалось ни средств, ни времени. В углу двора рядом с разожженным очагом, на котором был водружен казан, стоял стог соломы, явно украденной с колхозного поля.

Калыйкан, подкинув соломы в огонь, бросилась на улицу, чтобы обругать бригадира, пока тот не успел пройти мимо ее дома.

Темирболот увидел Калыйкан, и у него возникло такое чувство, будто ему попалась на дороге змея — даже по телу пробежала мелкая дрожь, как бывает при виде ползущей твари.

Темирболот отвернулся; если бы он был волшебником, он лишил бы Калыйкан языка до конца ее дней, перенес бы ее дом на самую вершину ледника, куда еще ни один человек не добирался.

— Ну, что ты хочешь мне сказать? — спросил Эшим. Разговаривать он с ней не желал, но все-таки сделал несколько шагов навстречу Калыйкан.

— Три дня не могу тебя разыскать! Вот хорошо, что сам попался по дороге, — выкрикивала Калыйкан. — Скажи, сколько у тебя рогов отросло после того, как меня исключили из колхоза?

— А зачем тебе это знать?

— Хочу посмотреть, — подбежав, она сорвала с головы бригадира ушанку.

В эту минуту послышался голос старца Ашыма:

— Эй ты, Калыйкан, у тебя пожар!

— О, провалиться тебе, бригадир, сквозь землю! — завизжала Калыйкан и, вложив всю свою злость в удар ушанкой по голове Эшима, помчалась к своему двору. — О, помогите! О проклятый огонь!

Оглашая улицу воплями, она в растерянности размахивала шапкой бригадира.

Сухая солома все сильнее разгоралась от утреннего легкого ветерка. Язык пламени, взлетев, лизнул камышовую крышу.

Калыйкан, не понимая, что ее буйство бессильно перед буйством огня, подбежала к тому, что еще недавно было стогом соломы, и пыталась ушанкой загасить пламя.

— Ах, проклятый огонь! — приговаривала она.

Лицо ее обдало жаром.

— Пожар!

— Эй, э… э! Пожар!

— Скорее! — послышались голоса с разных сторон аила. Все кто в чем был спешили к дому Калыйкан.

Темирболот вспомнил поговорку «Да сгорит дом зло чинившего!» и, удовлетворенно улыбаясь, вдыхал запах дыма.

Он увидел, что Эшим, ненавидевший Калыйкан не меньше других, первым подбежал к огню и, схватив вилы, принялся быстро разгребать солому.

«Ну и чудак дядя Эшим! И что помогать этой бессовестной сплетнице!» — подумал Темирболот и в то же мгновение услышал плач двухлетнего сына Калыйкан. «Олжобай!» Сам того не заметив, Темирболот в одно мгновение очутился у горевшего дома. Он бросился к двери, но столб дыма и огня преградил ему дорогу. Юноша дважды повторил попытку — бушевавшее пламя, раздуваемое ветром, грозно охраняло вход.

Не зная, как поступить, Темирболот метался вокруг дома. В голове мелькали какие-то кадры из фильма о пожарниках.

— Разбросайте солому! — кричали люди наперебой.

— Кидайте в огонь снег!

— Поливайте водой!

— Где лопата?

— Несите ведра!

— Осторожно, сгоришь!

— О, провалиться мне сквозь землю! Зачем я разжигала огонь?

Крики ребят из горевшего дома заглушались голосами собравшихся, визгом Калыйкан. В суматохе о детях забыли, не вспомнила даже сама мать. Темирболот почему-то не догадался просить помощи у старших. Нахлобучив ушанку на глаза, он привалился левым боком к окну и выдавил ветхую раму. Звеня, осколки посыпались в комнату, изнутри повалил густой, едкий дым.

— Белек! Где ты, Белек! — отчаянно крикнул Темирболот.

В окне появилась голова растерявшегося Белека. Темирболот помог ему вылезти, схватив за шиворот. Олжобай в своем углу ревел все громче, все отчаяннее.

Не раздумывая, Темирболот перемахнул через подоконник. Густой удушливый дым образовал темную завесу. Ощупью, согнувшись, двигался Темирболот на голос ребенка. Вдруг в передней прогремел взрыв. Пламя через открытую дверь ворвалось в комнату.

Заслоняясь руками от огня, Темирболот пробрался к постели, схватил Олжобая и громко закричал:

— Ребенок! Возьмите ребенка!

И тут только долетел до ушей Темирболота возглас Калыйкан:

— Дети! Где мои дети?!

Как очутился он у окна, Темирболот сознавал смутно. Его самого, обожженного, тащили на себе несколько человек.

— Отдайте моего сына! — подскочив к Темирболоту, резко выкрикнула Калыйкан.

Люди срывали со смельчака тлевшую одежду, разглядевшие его лицо с трудом сдерживали вопли ужаса.