Цезарь Каскабель - [22]
Крики этой женщины и слышали акробаты.
— Ко мне!.. Ко мне!.. — кричала она на наречии шинук. — Помогите!.. Они убили их!..
Каскабель понимал немного наречие шинук и быстро подошел к испуганной женщине. Жан тоже поспешил вслед за ним, и они увидели, что она вся покрыта кровью из раны, зиявшей на груди человека, которого она всеми силами старалась привести в чувство.
— Этот еще дышит, — сказал Жан.
— А другой?.. — спросил Каскабель.
— Другой?.. Не знаю!.. — ответил Сандр.
Каскабель наклонился над другим, стараясь уловить малейший признак жизни.
— Он умер!.. — сказал наконец акробат.
Действительно, пуля, попавшая ему в висок, уложила его на месте.
Кто была эта женщина, судя по наречию, — индеанка? Была она молодой или старой — этого в темноте нельзя было видеть, тем более, что капюшон закрывал ее голову. В сущности, все это было безразлично. Сейчас надо было возможно скорее перенести раненого в лагерь и оказать ему посильную помощь. Что касается убитого, то завтра утром можно вернуться сюда и отдать телу последний долг, похоронив его здесь, в лесу.
С помощью Жана Каскабель поднял раненого за плечи, Сандр и Гвоздик — за ноги.
Приказав индеанке следовать за ними, печальный кортеж направился к лагерю.
Индеанка без малейшего колебания пошла с ними, отирая время от времени кровь, которая продолжала литься из груди раненого.
Быстро идти было нельзя. Раненый был тяжел, а главное — его надо было нести осторожно, избегая толчков, чтобы не вызвать еще большего кровотечения. Каскабель хотел доставить его в лагерь живым.
Минут через двадцать достигли лагеря, где их в страхе ожидали Корнелия и маленькая Наполеона.
— Скорее, Корнелия, воды и бинтов! — сказал Каскабель. — Надо немедленно остановить кровотечение. Обморок продолжается слишком долго.
— Хорошо, хорошо, Цезарь! Нечего много разговаривать. Предоставьте больного мне!..
Корнелия была опытна в перевязке ран. Не раз приходилось ей во время скитальческой жизни применять свои маленькие медицинские познания.
Гвоздик разостлал в первой комнате матрац, на котором уложили раненого.
При свете лампы, спускавшейся с потолка, можно было рассмотреть осунувшееся лицо страдальца, на котором уже видна была печать смерти. Теперь видно было и лицо индеанки, опустившейся возле раненого на колени.
Это была совсем молоденькая девушка — лет пятнадцати или шестнадцати.
— Кто эта девочка? — спросила Корнелия.
— Мы нашли ее возле раненого, — отвечал Жан. — Это она звала на помощь.
Раненый был человек лет сорока пяти, с сединой в волосах и бороде, высокого роста, с энергичным выражением лица, теперь смертельно бледного; глаза его были закрыты. Время от времени легкий вздох срывался с его губ, но до сих пор он не произнес ни одного слова, по которому можно было бы определить его национальность.
Когда грудь обнажили, Корнелия увидела глубокую рану от удара кинжалом между третьим и четвертым ребром. Была ли смертельна эта рана — мог решить только доктор. Но что она была очень опасна — это было вне сомнения.
Но так как доктора достать при таких условиях было невозможно, то приходилось всецело положиться на умение Корнелии и помощь маленькой походной аптечки.
Кровотечение удалось почти остановить. Это было самое главное. Дальше будет видно, можно ли довезти раненого до ближайшего местечка. Каскабель теперь не думал о том, будет ли это английское владение или чье-либо иное.
Промыв хорошенько рану, Корнелия наложила на нее компресс и забинтовала грудь. Пока этого было достаточно.
— Корнелия, что же мы будем теперь делать? — спросил Каскабель.
— Перенесем его на нашу кровать. Я буду следить за ним и менять компрессы.
— Мы все будем около него! — сказал Жан. — Разве можно теперь заснуть?.. Да и надо быть готовым ко всему!.. Возможно, что убийцы бродят вокруг.
Каскабель, Жан и Гвоздик осторожно перенесли раненого и положили на постель в последней комнате, а Корнелия села у изголовья, чтобы услышать его первое слово.
Каскабель начал расспрашивать индеанку, кто она и как сюда попала.
Девушка принадлежала к племени инджелетов, кочевавших у устья реки Юкон. Племя это вымирает мало-помалу, как и многие другие племена, населявшие прежде Аляску. Кайета, так звали индеанку, потеряв отца и мать, решила отправиться в Ситку, где она надеялась поступить в услужение к какому-нибудь русскому чиновнику. Ее взяли бы с удовольствием. Она была очень мила, несмотря на смуглую кожу. Симпатичное личико с опущенными длинными ресницами, добрыми черными глазами, обрамленное великолепными каштановыми волосами, невольно привлекало к себе.
Среднего роста, худощавая, она казалась грациозной, несмотря на меховой капюшон, закрывавший ее голову, и меховой же плащ.
Дети в Северной Америке развиваются рано. В десять лет мальчик уже свободно владеет ружьем и топором. А девочка в пятнадцать лет уже замужем и прекрасная мать.
Кайета была очень серьезна и решительна для своего возраста, и это путешествие доказывало силу ее характера. Уже с месяц она была в дороге. Она шла к юго-западу Аляски, достигла приморской полосы и уже была недалеко от Ситки, когда близко от нее раздались два выстрела, затем отчаянные крики.
