Церон - [4]
Старик выпустил радиограмму из рук — она, чуть зашуршав, упала на пол, — и откинулся на спинку кресла, устремив свой взгляд на соседний балкон, на котором чирикали воробьи.
Радиограмма произвела особенно сильное впечатление на человека с плотоядными губами. Было видно, как на его лице выступили красные пятна и он, не владея собой, взмахом руки опрокинул маленький передвижной столик, служивший буфетом. Все стоявшее на нем, жалобно звеня, свалилось на пол, разлетаясь на мелкие куски. Звук разбивающейся посуды немного успокоил массивную рыжую фигуру, пришедшую в ярость. По шуму, врывавшемуся в раскрытые окна конторы, можно было заключить, что повседневная жизнь города была уже в полном разгаре.
Старик первым нарушил начавшее становится тягостным молчание.
— Тибетский воздушный экспресс, — сказал он, — проходит около обсерватории в девять часов утра. В четыре часа он уже здесь. Поэтому вечером или сегодня ночью мы будем точно знать, что интриговало Шимера столько времени, а также узнаем, насколько правильно было его предположение, заставившее нас провести достаточное количество тревожных минут. Но, помимо всего, — продолжал он своим бесстрастным голосом, — я не вижу никаких оснований господину Малеру приходить в ярость и переставать владеть собой при первом призрачном намеке на опасность.
Малер, уже овладевший собой, сгорая от желания высказаться, с трудом дождался конца речи старика. Он быстро заговорил, как бы боясь, что его прервут, не дав закончить.
— Мне совершенно безразлично, — начал он, — ошибся ли Шимер или нет. В конце концов, для нас не так уже важно, существует ли какой-то особенный летательный аппарат или просто Шимер стал жертвой галлюцинации. В этом деле самое главное то, что нам дается прямо в руки возможность блестяще заработать. Так быстро и такие огромные деньги, что я не могу об этом спокойно говорить. Мне же шесть дней запрещают использовать эту редчайшую возможность, держа меня как бы на привязи. Я никогда вам не прощу, если вы эту возможность упустите. Это становится невыносимым. Ведь мне достаточно сделать несколько телефонных звонков, послать несколько радиограмм и к нам струей уже бы лились: фунты, франки, червонцы, пенни, сантимы, рупии, иены и лиры. Боже мой, Боже мой, а вы, как тюремщики, мне запрещаете это сделать. По четыре, по пяти экстренных коротких изданий в день посвящалось бы этому «X». Весь мир месяц, два, может быть, говорил бы только о нем. «X» мы объявили бы врагом белых, черных, желтых, всех, всех, всех. Погиб стратоплан — он виноват, холодно на Северном полюсе — он причина, жара на экваторе — им вызвана, пьян машинист и поезд сошел с рельс — опять же он. Все отошло бы на задний план перед борьбой с ним. Если бы возникли сомнения в существовании этого «X» — мы бы его создали. Если же он действительно существует и Шимер не бредит, то в результате такой мировой травли он будет пойман или погибнет. Если будет пойман, мы будем те, в чьи руки попадет его тайна, которую мы будем покупать и перепродавать много раз. Если же погибнет, то, кроме безумного заработка, у нас будет ореол сторонников всего морального и нравственного в мире. А как это выгодно, вы знаете так же хорошо, как и я. Что же нам дает потеря драгоценного времени? Кроме потери денег — ничего. Ровно ничего. Хуже чем ничего; от такого ожидания стареешь, теряешь здоровье.
С любезной улыбкой на устах, мягким, но решительным жестом, фигура, походившая на ксендза, заставила Малера замолкнуть. Не обращая внимания на его протесты, он сказал:
— Господин Малер, Вы так увлеклись, что совершенно забыли, насколько устал г. Леви. Ему нужно отдохнуть. Посмотрите, как вы его утомили. Нам осталось еще очень мало ждать. Всего лишь до вечера. Мы столько уже ждали, а осталось так мало. Осталось чуть-чуть подождать и все будет ясно. Ведь мы вам никогда не дали ни малейшего основания усомниться в нашем отношении к вам. Вы наша гордость, наш неподражаемый, исключительный Малер. Все, до чего вы прикоснетесь, превращается в золото. Ваши фермы, в которых Вы собрали инкогнито лучших специалистов по военному оборудованию, из которых вы выдаиваете, вместо молока, патенты, — изумительны. А Ваши конторы, которые эти военные тайны распределяют между воинственно настроенными государствами по принципу, что дороже продать — и яд и противоядие, и то только за чистое наличное золото, — затмевают все остальное. В наши кассы течет, не прерываясь, золотой струйкой золото; его блеск ежеминутно, Малер, напоминает нам о Вас. Но мы с Вами, Малер, делаем крупное дело, которое, благодаря Вашей изобретательности и активности и тому совершенному знанию человеческих страстей, которыми обладает Леви, уже начинает давать дивиденд. Господин Леви знает людей и видит в жизни больше и лучше нас с Вами. Он хочет ждать и мы будем ждать, а потом действуйте, это уже Ваша область, дело вашего таланта и способностей.
Леви, чью легкую, чуть заметную, насмешливую улыбку поглотила борода, при последних словах был уже на ногах и, делая шаг по направлению к двери, сказал:
— Чем скорее, тем лучше. Поступать, как м-р Джонсон, и говорить комплименты я не буду, так как мы чересчур были хорошо информированы друг о друге перед началом совместной работы.
