Церковно-исторические повествования - [25]
______________________
* Шлоссер. Всемирная история. Рус. пер. 1862. Т. 1. IV. С. 330-331. См. также: Кожевников. Нравственное и умственное развитие римского общества во II веке. Козлов, 1874. С. 106. ** Блаж. Августин. Исповедь. Кн. I, гл. 9. *** Фридлендер. Картины римских нравов. Рус. перев. СПб., 1873.T.I.C. 214. Ср.: Августин. Исповедь. Кн. I, гл. 10. **** Письмо Либания Василию Великому//Творения Василия Великого в рус. пер. Т. VII. С. 340. ***** Фридлендер. Картины римских нравов. С. 153, 155.
______________________
Не то видим у христиан. Христиане совсем не с той целью посылали своих детей в школы, с какой язычники; совсем не то внушали своим детям, когда отдавали их в школы, и если выражали свои пожелания перед учителями своих детей, то это были желания, совсем не похожие на неразумные желания и требования языческих родителей. Посмотрите: есть ли что общего между тем напутствием, с каким отпускали в школу своих сыновей язычники, и теми святыми благожеланиями, с какими благочестивый христианин IV века отправлял своего сына в школу того времени. Благочестивый отец говорит своему сыну: "Следующая песнь да будет тебе от меня напутствием: "Вождем и в слове, и в жизни своей имей Христа - Слово, которое превыше всякого слова. Не дружи с человеком порочным и негодным: зараза проникает и в крепкие члены. Добродетели своей, пожалуй, не сообщить другому, а срамота его жизни падет и на тебя. Избери себе товарищем целомудрие, и им одним увеселяйся, чтобы преступная любовь не изгнала из тебя любви добродетельной. Одно предпочитай превосходству в слове - мудрый навык всегда быть совершенным""*. Тот же благочестивый христианин обещает своему сыну на прощание, что молитва родительская всегда и везде будет сопутствовать ему: "Положившись на свои собственные и родительские молитвы, - внушает отец сыну, - усердно, неуклонно и с лучшими надеждами стремись, сын, куда желаешь. На нашу жизнь призирает Божие око"**. От будущих наставников своих детей разумные христианские родители далеко не того требовали, что требовали родители-язычники. Не о том заботились они, чтобы наставники делали из их детей "изящных" молодых людей, приучали их к приятным манерам, а о том, чтобы они "самым ревностным образом" занялись своим делом, чтобы "они оказали ту милость юношам, которая заключается в приучении нравов их к добродетели"; чтобы они зорко смотрели за питомцами, так как "глаз наставника есть уже безмолвный урок"***. Христиане, давая образование своим детям, не только не ставили целью образования обогащение их в будущем, достижение житейских выгод, а даже стремились совсем к обратному. "Пусть наставники, - вот чего хотели христиане, - научат своих питомцев презирать деньги, не стараться из всего извлекать прибыль и не домогаться неправильных стяжаний - этого залога бедствий".**** Значит, христиане требовали от наставников, чтобы они воспитывали в юношах чувство истинного бескорыстия. Сами христианские дети, если они вступали в школу взрослыми, - а такими были все христианские дети, учившиеся в высших школах и составляющие предмет нашего особенного внимания, - нередко прямо заявляли, чего они ищут в школах, - и, оказывается, они искали благ высших, разумнейших. Так, один христианский питомец языческих школ говорил о себе и одном из своих товарищей, что задачей школы они поставили "нравственное обучение, что у них обоих было одно упражнение - добродетель, и одно усилие - жить для будущих надежд, к этой цели они направляли деятельность", что и "внимания достойным они не хотели почтить того, что не ведет к добродетели и не делает лучшим своего любителя", что "выше всего они ставили то любомудрие, чтобы всё и ученые труды свои повергнуть перед Богом"*****. Нравственность и преданность Богу - вот что ставили главной целью школы лучшие из христианских юношей. Ничего подобного искать в душах и сердцах языческих школьников не представляется возможным. С такими-то неодинаковыми воззрениями христианские и языческие дети готовились вступить под кров школы. Но вот они уже при входе в храм науки. Что ожидало их здесь? Много ли хорошего могла дать им школа? К сожалению, учителя в школах редко стояли на высоте своего призвания. Большинство учителей принадлежало к разряду житейских неудачников, которые взялись за преподавание за неимением лучшего занятия и потому смотрели на свое дело как на неприятное ремесло. "Большая часть учителей занималась своим делом не по призванию, а по нужде и ради выгоды. Это видно из того, что между самыми знаменитыми и учеными римскими грамматиками многие обратились к этим занятиям совершенно случайно, после того как им не посчастливилось на другом поприще. Иные положили начало своему образованию, будучи рабами или вольноотпущенниками, или сопровождая господского сына в школу. Один знаменитый учитель (Орбилий) был сначала приказным служителем у одного магистрата и служил в пехоте и коннице. Другой, еще более знаменитый учитель (Валерий Проб), предался филологическим занятиям после того, как потерял надежду приобрести второстепенное офицерское место. Третий был прежде кулачным бойцом. Четвертый прежде шатался по театрам и тешил публику разными фарсами. Случалось и наоборот: так, например, император Пертинакс, сын вольноотпущенника, торговавшего дровами, перешел из учительского звания, которое ему не понравилось, на военную службу. Вообще сидеть в школе и учить детей считалось, так сказать, тяжелым хлебом"******. Желание богатства, денежной наживы - вот что больше всего заправляло деятельностью учителей и их мнимым стремлением к просвещению общества. Все их искусство имело целью единственно прославиться и обогатиться за счет других*******. Один христианский наблюдатель положения языческих школ IV века прямо говорит, что искусство учителей "обратилось в искусство барышничать словами". "Кто учащихся делает данниками? - спрашивает тот же наблюдатель и отвечает. - Это вы, которые выставляете слова на продажу, как медовары - пряники". Чтобы хоть чем-нибудь удовлетворить одного из таких корыстолюбивых учителей, изъявлявшего, по-видимому, недовольство тем, что ему мало платят за уроки, тот же ценитель достоинства языческих учителей послал "барышнику словами" триста брусьев "по числу воинов, сражавшихся при Фермопилах"********. Другой христианский ученый рассказывает о себе, что когда он захотел брать уроки у некоего языческого философа, то этот на первых же порах так озадачил своего нового ученика назойливым требованием денег, что ученик, исполненный возвышенных стремлений и оскорбленный таким откровенным торгашеством, сейчас же бросил школу философа*********. Между учителями одного и того же города велось мелочное соперничество, унижавшее достоинство наставнического призвания; они больше всего заняты были тем, чтобы быть популярными, чтобы о них шла молва как о людях замечательных. Как далеко простиралось их искательство в указанных отношениях, об этом дает наглядное представление следующее свидетельство одного современника: "Каждый софист (учитель), желая приобрести себе славу, домогается того, чтобы ученики спорили о нем и поднимали шум. Он всячески старается удержать около кафедры своих слушателей, а потому не одобряет ничего, сказанного другим. Положение его в высшей степени мучительно, потому что его преследует зависть, которая есть самое величайшее из душевных волнений. В городе, в котором живет и учит софист, не должно быть ни одного мудреца, кроме него; а если какой появляется, то он порицает его и всячески поносит, чтобы одному ему быть в уважении и почете. Он представляет себя сосудом, наполненным мудростью до краев, который уже ничего не может вместить более. Между тем, истинные мудрецы поступали не так"**********. Некоторые учителя позволяли себе и того более: они являлись на уроках бесстыдными, развращали нравственное чувство своих учеников. По одному заслуживающему полного доверия свидетельству, "они с наглым бесстыдством преследовали застенчивую скромность неопытных, приводя их в душевное смущение своим нахальством и тем услаждая свою злохудожную душу. Подобными своими поступками риторы (учителя) совершенно уподоблялись демонам", так что таких риторов иные звали "развратителями"***********. Главным средством, которым пользовались наставники для успешного обучения юношей, были розги, которые пускались в ход к делу и не к делу. "Трость или бич употреблялись учителем, и притом часто, для поддержания порядка в школе"************. Розгой наказывали мальчика и тогда, когда он не понял и потому не приготовил своего урока, и тогда, когда тот же мальчик хотел позабавиться невинной игрой в мяч*************. Наказания эти были иногда так бессмысленно жестоки, что некоторые лица с великим ужасом вспоминали о них даже по прошествии десятков лет (блаж. Иероним)**************. Какую противоположность этим языческим учителям составляют учителя христианских школ II и III века! Св. Ириней Лионский, учившийся в домашней школе св. Поликарпа Смирнского, вспоминает через десятки лет с неимоверным восторгом все подробности своей ученической жизни под кровом Поликарпа; он вспоминает о той доброте, которая отличала учителя, о том счастье, какое чувствовалось на его уроках, о том обаянии его преподавания, которое сделалось неизгладимым***************. Мог ли чем-нибудь подобным помянуть свою школу язычник? Не мог ли он, напротив, считать ее на всю жизнь чем-то постылым, ужасным кошмаром, который, слава Богу, кончился? Какое сравнение между языческими учителями и христианским школьным учителем - Оригеном! Те только и помышляли о том, чтобы прижать ученика, вытянуть из него или его родителей побольше денег за свое искусство "барышничать словами", а христианский учитель Ориген, чтобы не иметь нужды брать платы со своих учеников, продал всю свою библиотеку на условии, чтобы купивший ее выдавал ему по четыре обола (мелкая монета) в день на пропитание. Христианский учитель Ориген буквально исполнял заповедь Христа не иметь двух одежд, ходил без обуви, босой, и отклонял предложения своих друзей о материальной помощи!**************** От этого-то ученики Оригена питали к нему пламенную любовь. Так, один из них (Григорий Неокесарийский, чудотворец), вспоминая о своей разлуке со школой Оригена и с самим учителем, говорил, что расставшись с ними он долго чувствовал себя "как бы Адамом, изгнанным из рая", "как бы заблудшей овцой", как бы "израильтянином в плену вавилонском"*****************. Что общего, наконец, между учителями языческими и христианским учителем - Климентом Александрийским? Языческие учителя были проникнуты тщеславием и суетным желанием превзойти других, а главное - набить себе карман. Ничего такого нельзя найти у Климента. Климент в противоположность языческим школьным учителям не принял на себя святое звание наставника, не решив сначала: "Свободен ли он от предрассудков и зависти, не ищет ли он славы, не стремится ли он к другой какой награде, кроме спасения своих слушателей?"****************** Когда Климент решил для себя эти вопросы (и понятно, как решил), только тогда он стал учителем, "в подражание Христу". Христианские учителя были вполне образцовыми учителями. Рано ли, поздно ли, под благотворным воздействием христианства и все учителя должны были сделаться в большей или меньшей мере такими же, как были Поликарп, Ориген и Климент. Христианские учителя изучаемого времени, без сомнения, много послужили успехам христианства, призывая языческий мир идти вслед за ними, шедшими, в свою очередь, вслед за великим учителем - Христом. Но в то время, о котором мы говорим, христианских учителей было еще немного; это был "мал квас", который еще не успел заквасить всей смеси, всего человечества с его воззрениями и идеалами. А потому многим лицам, жаждущим просвещения, приходилось стучать в дверь к "барышникам словами" - языческим риторам и софистам.
Алексей Петрович Лебедев (2 марта 1845 — 14 июля 1908) — русский историк церкви, византинист.Алексей Лебедев родился в селе Очаково Рузского уезда Московской губернии в семье священника. Образование получал в Перервинском духовном училище, Московской семинарии и Московской духовной академии в Сергиевом Посаде, которую закончил в 1870 году. По собственному рассказу Лебедева, после окончания курса руководством академии ему было предложено на выбор занять одну из пяти кафедр в alma mater, а также кафедру метафизики в Киевской духовной академии.
Эта книга проф. А. П. Лебедева является логическим продолжением его труда по истории Византийской церкви в ΙΧ–ΧΙ вв. Следуя тому же плану, что и в предыдущей книге, автор ставит целью осветить религиозную жизнь византийского общества на протяжении четырех веков. Это был очень сложный период в истории Византии. С одной стороны, происходит упадок ее политического значения и уровня государственной жизни, а с другой стороны — это период подъема византийской культуры и образования (так называемые «комниновское» и «палеологовское» возрождение)
История Греко-Восточной Церкви под властью турокОт падения Константинополя (в 1453 году) до настоящего времениИздательство Олега Абышко Санкт-Петербург 2004Продолжая публикацию собрания церковно-исторических сочинений выдающегося церковного историка, профессора Московской Духовной академии и заслуженного профессора Московского университета Алексея Петровича Лебедева (1845-1908), мы подошли к изданию одного из его самых капитальных научных трудов, до сих пор не имеющего аналогов в русской церковно-исторической науке.Один из критических отзывов о книге профессора А.
Сборник работ по истории древней Церкви под общим названием «Споры об Апостольском символе. История догматов» принадлежит перу выдающегося русского церковного историка Алексея Петровича Лебедева (1845–1908). Профессор Московской Духовной академии, заслуженный профессор Московского университета, он одинаково блестяще совмещал в себе таланты большого ученого и вдумчивого критика. Все его работы, впервые собранные в подобном составе и малоизвестные даже специалистам по причине их разбросанности в различных духовных журналах, посвящены одной теме — воссозданию подлинного облика исторического Православия.
Исторические очерки А.П. Лебедева, Профессора Московского Университета ДУХОВЕНСТВО ДРЕВНЕЙ ВСЕЛЕНСКОЙ ЦЕРКВИ (от времён апостольских до IX века)Источник: http://www.agnuz.info/library.html.
Издаваемая книга профессора А. П. Лебедева посвящена очень важному периоду в истории Византии, в жизни Византийской и, в целом, Восточной церкви. Этот период связан с деятельностью выдающегося церковного деятеля византийской истории — константинопольского патриарха Фотия. Автор ставит задачу рассмотреть историю Константинопольских соборов середины IX в. на фоне борьбы Западной и Восточной церквей в эту эпоху и разворачивающейся в Византийской церкви борьбы сторонников свергнутого патриарха Игнатия и сторонников Фотия.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.