Церковь, возвышающая голос - [3]

Но думается, что подобная оценка текущей ситуации при таком раскладе является именно и только политической. Поэтому Церкви, чтобы удовлетворить таких критиков, пришлось бы занять как раз явно политическую позицию — на уровне ее официальных структур. Последнее вызвало бы не только критику, не менее острую, со стороны других политических сил, но и понудило бы Церковь заниматься тем, чем ей заниматься совсем не пристало — собственно политической деятельностью.

Каждый по-своему видит идеальное государство, но христианину очевидно, что этот институт, вызванный к жизни грехопадением человека, по определению не может стать совершенным в пределах земной истории человечества. Более того, сама Церковь в своей организационной природе несет отпечаток тех несовершенств, которые характерны для современных ей государства и общества, потому что состоит из тех же людей.

Прекрасно понимая это, еще блаженный Августин (354–430) сформулировал свою концепцию «двух градов» — земного и небесного. Примечательно, что Августин настаивал на том, что в земной жизни, включая жизнь земной Церкви — верующих людей, — оба эти града перемешаны и только в вечности мы узнаем, кто к какому принадлежит. Конечно, эта концепция не имеет статуса догматического учения, однако было бы неправильным игнорировать интуиции великого святого ранней Церкви. Тем более что интуиции эти полностью согласуются с евангельской притчей о пшенице и плевелах.

Можно вспомнить, что и среди учеников Спасителя был предатель, который воровал жертвуемые деньги. Воровство Иуды существовало, судя по всему, вплоть до самого последнего момента, пока не закончилось еще худшим — предательством. И что же: сообщество Христа и Его апостолов тоже следует назвать «порочным институтом», который «неэффективно борется с внутренними злоупотреблениями»? Конечно, от любого такого примера можно отмахнуться: ну когда это было! То Евангелие, а то — жизнь. Но ведь все дело в том, что Евангелие — именно о жизни.

Призывает ли Церковь к «конформизму»?

Если мы, как предлагают упомянутые ранее критики, будем мыслить о Церкви в терминах и логике политики, то не найдем, наверное, ни одного периода в истории Церкви, когда тех или иных ее представителей нельзя было бы при желании обвинить в конформизме.

Некогда император Константин созвал и возглавил «собрание конформистов» — епископов христианской Церкви, подчинившихся воле язычника — главы государства. Собрание это вошло потом в историю как Первый Вселенский Собор, а председательство императора никак не повредило ценности принятых там догматов. Вроде бы само по себе председательство язычника (пусть уже формального) на Соборе отцов Церкви не может радовать христианина. Но представьте себе альтернативу: епископы, проклявшие язычника Константина с его претензиями на «сакральную» власть, сорванный Собор, возможно, отказ императора от крещения. Что дальше?

Я совсем не к тому, что Церковь должна закрывать глаза на несовершенства и в своей среде, и в сфере государственного управления. Этого и не происходит. Церковь осуждает грехи властей предержащих, которые в среднем имеют их не меньше и не больше, чем те, кто властью не обладает. Просто иногда это другие грехи.

Существует, например, не совпадающая позиция Церкви и государственных структур по ряду вопросов, которые не всегда становятся известны широкой публике. Но от этого до непосредственного участия в политической борьбе — большой шаг, сделав который, Церковь неизбежно превратится из Тела Христова в заурядную политическую партию и прекратит свое существование — как Церковь. Представители Русской Православной Церкви последовательно выступают с осуждением общественных пороков, например коррупции, причем не только публично. Я сам неоднократно был свидетелем совсем не комплиментарных разговоров Святейшего Патриарха Кирилла с чиновниками разного уровня. Известна не популярная ни среди власти, ни среди части наших сограждан позиция Русской Православной Церкви против нахождения абортов в системе ОМС. И переговоры на эту тему ведутся весьма жесткие. Это тоже конформизм?

Или конформизм в том, что Церковь выступает последовательно и твердо против революционных, насильственных изменений существующих порядков? Да, можно во многом согласиться с теми, кто утверждает, что любой тип государственного правления ставит перед человеком неизбежный нравственный выбор. Только вот альтернатива государству — анархия — лишь делает этот выбор еще более острым. Вполне в логике Черчилля, полагавшего демократию худшей формой правления, если не считать все остальные. Потому что причина, по которой мы делаем выбор в пользу государства, не в наших «холопских привычках», а, как уже говорилось, в падшей природе человека. И чтобы увидеть, к чему приводит отсутствие государства, нашему современнику даже не нужно вспоминать дела давно минувших дней, достаточно включить новости по телевизору и посмотреть, что сегодня происходит у наших соседей: как близких, так и отдаленных.

О чем действительно должна «кричать» Церковь?

Да, Церковь должна возвышать свой голос против общественных пороков. Вопрос один: как это делать? Официальными заявлениями синодальных структур или через изменение общества, воспитание людей? Думаю, важны оба способа. При этом глубоко убежден в том, что главное служение Церкви осуществляется в изменении человеческого сердца.