Цереус - [34]

«Ребята, улыбнитесь», — Улыбался Николай. Воспоминания перенесли ее на пять лет назад.

«Ну, что ты делаешь?» — Олег застенчиво засмеялся и попытался, тогда спрятаться за каскад ее волос. Она вдруг ощутила, как его губы прикасались к шее, разжигая огонь на коже.

Вика посмотрела на Давида, ведь этот мальчик мог быть их сынок, но как же все несправедливо, почему судьба разлучила их, не дав шанса на счастье?

— А, вот я и твой папа, — тихо произнесла девушка. Давид взял фотографию и улыбнулся. Его улыбка вновь Вике кого-то сильно напомнила. Вика принялась смотреть снимки и нашла фото Дмитрия. Она посмотрела на фото племянника и перевела взгляд на Давида. Поразительно, дети были очень похожи, но она перевернула фото, подумав, что в этом возрасте, все друг на друга похожи.

— Вы выглядите такими счастливыми, — произнес мальчик.

— Мы и были такими.

— Мама, — Давид поднял голову, и Вика вздрогнула, — а можно, я оставлю фотографию себе?

— Конечно, можно, — Вика обняла его и поцеловала в лоб.

— А, кто это? — Давид указал на фотографию маленькой девочки, с большими голубыми глазами и веселой улыбкой.

— Алина. Моя дочь. Я очень ее люблю. У нее были такие красивые глаза, как и у тебя. — Она коснулась кончика его носа.

— Я хотел, чтобы она и мой папа были живы.

— Я тоже хочу этого больше всего на свете. Ты, можешь взять эту фотографию себе.

— Спасибо, мамочка. — Он вдруг бросился к ней на шею и крепко обнял.

— Теперь, ты все обо мне знаешь, — девушка улыбалась.

— Мама, можно я спрошу тебя? — Он смотрел на нее, своими странными в зеленную крапинку глазами, и ей стало немного холодно и не уютно. Она кивнула.

— Ты моя настоящая мама?

Вика опустила голову, она договорилась с Алексом, чтобы он не травмировал ребенка, но если Давид узнает правду позже, он все поймет лучше и примет все по обстоятельствам. Она держала его маленькие тонкие пальчики, чувствуя, как бьется его сердце.

— Да, Давид, я твоя мама. Так получилось, что мне пришлось расстаться с твоим папой, и он забрал тебя. Я какое-то время жила за границей и не могла навещать тебя.

Мальчик достал из-под рубашки золотой медальон с аквамарином. Он висел у него на золотой цепочке, на шеи.

— Папа сказал, что ты надела мне его, когда я родился.

Вика посмотрела на дорогую и очень красивую вещь, на обратной стороне была надпись «Да и всему есть время». Вещь, видно, что фамильная и сделана на заказ. Девушка улыбнулась и обняла мальчика.

— Прости, меня Давид, многие делают необдуманные поступки, о которых жалеют всю жизнь, но исправить уже ничего невозможно или поздно.

— Я не хочу, чтобы мы больше расставались, я люблю тебя, ты понравилась мне с того момента, как папа подарил мне твою фотку.

— Нужно говорить фотографию, — поправила его девушка.

— Прости, — мальчику так хотелось во всем быть правильным, ему очень хотелось, чтобы его красивая мамочка его любила, больше чем того строгого мужчину в кабинете.

— А, теперь пойдем, поиграем в теннис. — Она держала его ладонь. — Ты видел, какой у нас большой корт? А, потом мы можем поплавать в бассейне. Ты умеешь плавать?

— Да. Папа учил меня. — Кивнул мальчик. — Но, в теннис я не умею играть.

Они направились к двери.

Александр Сафин стоял у окна, наблюдая, как весело проводят время его молодая жена и ее «найденыш». Он злился на нее, на себя, на весь мир, на своё одиночество. Алекс смотрел, как прекрасна Вика и ревновал ее к этому ребенку, она отдает ему любовь и все внимание, с этим нужно как-то бороться. Смиряться, с тем, что он уйдет на второй план Сафин не собирался. Он решил найти одну из самых престижных школ за границей. А, потом он начнет завоевывать сердце своей жены. Алекс заметил, что Вика смотрит на его окно. Он улыбнулся и помахал ей рукой, но она продолжила играть в теннис. Александр отошел от окна. Он подошел к столу собрал бумаги и вышел из кабинета. Он прошел мимо дивана, не повернув голову на фотоальбом и фотоснимки, лежащие на столике. Огонь от камина играл тенями на глянцевой бумаге фотографий.

Огонь от камина играл на глянцевой бумаге ярких фотографий. Изящная рука с тонкими золотыми браслетами и длинными аккуратными ногтями перламутрового цвета, бросила на стеклянный столик несколько фотографий.

— Я осмотрел девочку, Елизавета Петровна, она уже не нуждается в дальнейшем обследовании, — доктор снял очки и аккуратно убрал их в футляр.

Елизавета Петровна Шелковская оторвала взгляд от огня и посмотрела на доктора.

— Как ее память? — Сухо спросила она.

— Я прописал кое-что, но торопиться не стоит, девочка все вспомнит сама, только не давите на нее. Пока, ваша внучка, ничего не говорит о себе, амнезия не излечивается за один день. Нужно время, может даже годы.

Шелковская кивнула. Она отвернулась от доктора и снова посмотрела на огонь.

— Если, что вы знаете мой телефон, — мужчина оделся, — состояние ее удовлетворительное. До свиданья.

Он постарался поскорее покинуть этот холодный, темный дом окна, которого не видели живого света вот уже лет пять, после смерти Павла Шелковского. Доктор не понимал, где до этого пропадала внучка Елизаветы Петровны, но вдаваться в подробности ему тоже не хотелось.