Церебрум - [36]

— Бля… ик… ик… ты меня загадила!

От очередного пинка девушку спас приступ сильной икоты, такой же ненавистный, как и она сама.

Внимание мужчины переключилось, он надул щеки, пытаясь задержать дыхание, привалившись к стене. Но даже это простое действие не получалось. Сдувшись, как проколотый воздушный шар, он от бессилия рухнул на пятую точку, зарывшись пальцами в нечёсаные волосы.

— М-м-м. Голова-а-а.

Похмельной синдром никто не отменял, особенно после той дряни, что он пил. С тоской прикрыв глаза, попытался вспомнить вкус настоящего, сделанного по всем правилам алкоголя. Но к своему сожалению, не смог. Лишь заставил сильнее зашевелиться тоску по потерянному прошлому, которая становилась просто невыносимой, и чтобы отвлечься от ставшего нормой депрессивного состояния, он вновь наткнулся взглядом на убогую, которая стала первой и единственной гостьей за очень долгое время.

— И какой… ик… какой леший тебя сюда притащил?

В эту часть Изнанки даже ублюдки побаивались заглядывать, все-таки соседство с отравленным озером было очень кстати. И неважно, что оно давно выдохлось, об этом никто не знал.

Поэтому мужчине было странно открывать глаза и видеть под собой живого… ну полуживого человека, да еще и девушку. Либо бесстрашная, либо тупая.

«Тупая…», пронеслось в голове. А за этим — следующая мысль: напиться до полусмерти.

В желудке громко и протестующе заурчало, но мужчина даже не обратил внимания. С трудом поднялся, преодолев половину пути на четвереньках.

Усевшись на трехногий пошатывающийся табурет, он нашёл среди кучи одну неоткупоренную бутылку с жидкостью, напоминающей мочу. Кроме пресловутого «ура», в мозгу не нашлось адекватной мысли.

* * *

Голова была тяжелой, тошнота не отпускала, но запах… запах съестного заставил открыть глаза.

«О, енотовая задница, как же мне плохо», — подумала Эва, проморгавшись, пока картинка не стала четче. Она попыталась встать, но тошнотворная слабость заставила улечься обратно.

— Наконец-то!

Эва вздрогнула, услышав злой и неприветливый голос.

Повернув голову, она узнала «человека-медведя», но сил на страх не оставалось, поэтому она безразлично уставилась на него немигающим взглядом. Главное, что он от нее на расстоянии, не обзывает чужим именем и не лапает, проталкивая свой язык ей в глотку.

— Не сдохла… — недовольно протянул он, сидя на полу, и громко отхлебнул что-то прямо из небольшой кастрюли, проливая часть на грязную всклокоченную бороду.

От отвращения Эва поморщилась. И как ее вчера не вырвало? Удивительно.

Густые черные брови нахмурились.

— Чего уставилась?

Эва попыталась закатить глаза и всем своим видом показать, как она к нему относится, но ничего не получилось, так как медведь резко и неприятно засмеялся. А потом и вовсе напугал, встав и направившись к тюфяку, накрытому разным тряпьем, на котором Эва лежала.

— Не стоит злоупотреблять моим гостеприимством, — кастрюля, из которой он хлебал, издала громкий стук, оказавшись рядом с Эвой. — У тебя есть час, чтобы убраться отсюда ко всем чертям!

Кто такие эти черти и почему именно к ним ее отправил «медведь», Эва постаралась не думать. Она недоуменно наблюдала за стремительно скрывшимся телом, поймав себя на мысли, что задержала дыхание. Не от вони, которая исходило от грязного тела, а от страха непонимания ситуации.

Сотни вопросов пронеслись в сознании, но запах все еще горячей пищи из грязной посудины отвлек ее от созерцания пустоты, маня, как самое изысканное блюдо. Поборов брезгливость, она немного приподнялась, потянулась к кастрюльке, заметила, что истерзанная рука чисто и умело перевязана. Как и оголенное бедро.

Еда тут же отошла на второй план, Эванжелина не понимала, какое обстоятельство больше вызывает удивление: что этот зверь обработал ее раны или что забыл надеть на нее платье? Хоть трусы не снял, и на том спасибо. Натянув тонюсенькую грязно-серую простынку до шеи, она схватила все еще теплую посудину. Зажала ее между согнутых колен и с унылым видом уставилась на похлебку, напоминающую чей-то уже не раз пережёванный ужин.

— Ну, ничего, бывало и хуже.

Закрыв глаза, она поднесла кастрюлю к губам, на мгновение остановившись, крутанула, найдя место, где губы мужчины не касались края, сделала первый неуверенный глоток. Оказалось — на вкус лучше, чем на вид: разварившиеся в кашу овощи и синтетический привкус, который не портил общего впечатления.

Удивившись, желудок громко крякнул.

— Только прошу, удержи все в себе, — пробормотала Эва, — ведь неизвестно, когда ты сможешь поесть в следующей раз.

Быстро расправившись с едой, она откинулась на смятые под головой тряпки.

Благодарный организм, наполненный сытой негой, заставил веки потяжелеть. Окинув ленивым взглядом пустое помещение, поросшее плесенью и мхом, Эва поняла, что даже при большом желании не сможет уйти. По крайней мере у нее есть чуть меньше часа, чтобы отдохнуть. Не теряя времени, она перевернулась на бок и закрыла глаза, очень надеясь, что озеро своими парами не повредит её мозг, как у обитающего здесь человека.

* * *

— А-а-а, животное, что ты делаешь? — Эва, которая, казалось, всего минуту назад прикрыла глаза, голосила, как ненормальная. — Отпусти, поставь меня! — путаясь в простыне, не слетевшей с нее чудом, и молотя руками по телу, несшему ее на руках, она напоминала психически больную. Что только подкрепило уверенность мужчины выпроводить ее как можно скорее и вновь напиться, ведь он уже успел забыть, что значит быть трезвым такое длительное время. Последние сутки без алкоголя его просто убивали.