Ценой потери - [59]
— Я знаю, что мною руководило.
— Ой ли! А святые тоже знали? А как же быть с «несчастнейшим из грешников» и тому подобной чепухой?
— Вы говорите, как отец Тома. Не совсем, конечно, но почти.
— История с одинаковым успехом может принять и мою версию, и вашу. Я обещал возвеличить вас, Куэрри. Но мы еще посмотрим — может быть, если я стащу вас с пьедестала, получится даже интереснее. А дело, кажется, к тому и идет.
— И вы воображаете, что это в ваших силах?
— Монтегю Паркинсона печатают повсюду.
Женщина с синими волосами сказала:
— Получите счет, мосье Куэрри, — и он повернулся к ней — платить.
— А может быть, — сказал Паркинсон, — вам все-таки стоит попросить меня об одолжении?
— Не понимаю.
— Мне часто приходилось выслушивать угрозы. Мою фотокамеру два раза разбивали вдребезги. Однажды я провел ночь в каталажке. Три раза меня колотили в ресторанах. Получалось почти как у святого Павла: «Три раза меня били палками, однажды камнями, три раза я терпел кораблекрушение…» И вот что странно — хоть бы кто-нибудь попробовал воззвать к моим лучшим чувствам! Ведь это могло бы подействовать. Вдруг они есть во мне… где-нибудь. — Он будто и в самом деле опечалился.
Куэрри мягко сказал:
— Я бы и попробовал, Паркинсон, да мне все равно.
Паркинсон сказал:
— Сил нет терпеть ваше чертово равнодушие! А вам известно, что он там нашел? Впрочем, разве вы снизойдете до того, чтобы расспрашивать журналиста? Полотенце у вас в номере. Я это полотенце сам ему показал. И расческа с длинными волосами.
На один-единственный миг его страдающий взгляд выдал, каково быть таким вот Паркинсоном. Он сказал:
— Вы меня разочаровали, Куэрри. Ведь я начинал верить в то, что писал о вас.
— Что ж, прошу прощения, — сказал Куэрри.
— Человек должен хоть немножко во что-то верить, не то сматывай удочки.
Кто-то шел вниз по лестнице и споткнулся на повороте. Это был Рикэр. В руке он держал книгу в ярко-красной мягкой обложке. Его пальцы, скользившие по перилам, дрожали, то ли от малярии, то ли от волнения. Он остановился, и с ближайшего кронштейна на него уставилась ухмыляющаяся, щекастая рожица лунного человечка. Он сказал:
— Куэрри.
— Здравствуйте, Рикэр. Ну, как вы себя чувствуете? Лучше?
— Я отказываюсь понимать, — проговорил Рикэр. — Кто угодно, только не вы…
Он замолчал, судорожно подыскивая готовые штампы — штампы из романов «Мари Шанталь», а не те, которые были привычны ему по богословской литературе.
— Я считал вас своим другом, Куэрри.
Оранжевая ручка застрочила что-то очень уж деловито, а синяя голова нагнулась над конторкой слишком низко.
— О чем это вы, Рикэр? — сказал Куэрри. — Давайте лучше перейдем в бар. Там мы будем более или менее одни.
Паркинсон двинулся было за ними, но Куэрри стал в дверях, загородив ему дорогу. Он сказал.
— Нет, Паркинсон, это не для вашей «Пост».
— Мне нечего скрывать от мистера Паркинсона, — сказал Рикэр по-английски.
— Как вам угодно.
Дневная жара прогнала из бара даже бармена. Бумажные цепи свисали с потолка, точно водоросли. Куэрри сказал:
— Ваша жена звонила вам после завтрака, но у вас никто не ответил.
— И не удивительно. В шесть утра я был уже в дороге.
— Я очень рад, что вы здесь. Теперь мне можно уехать.
Рикэр сказал:
— Отрицать бесполезно, Куэрри. Бесполезно. Я был в номере моей жены — в номере шестом, а ключ от седьмого у вас в кармане.
— К чему такие глупые, скоропалительные выводы, Рикэр? Даже по поводу полотенец и расчесок. Допустим, она умывалась утром в моем номере. Ну и что же? Номера смежные? Но только эти два и были готовы, когда мы приехали.
— Почему вы увезли ее, не сказав мне ни слова?
— Хотел сказать, но мы с вами разговорились совсем о других вещах.
Он посмотрел на Паркинсона, который стоял, опершись о стойку. Паркинсон не сводил глаз с их губ, точно это помогало ему понимать язык, на котором они говорили.
— Она уехала, бросила меня больного, с высокой температурой.
— При вас остался ваш бой. А у нее были дела в городе.
— Какие такие дела?
— Пусть, Рикэр, она вам сама обо всем расскажет. Разве у женщины не может быть секретов?
— Однако вы в них посвящены? Муж имеет право…
— Слишком вы любите говорить о своих правах, Рикэр. У нее тоже есть кое-какие права. Но я вовсе не собираюсь стоять здесь и доказывать вам…
— Куда вы?
— Пойду отыщу своего боя. Надо выезжать. У нас в запасе часа четыре до темноты.
— Но мне еще о многом надо поговорить с вами.
— О чем? О любви к Богу?
— Нет, — сказал Рикэр. — Вот об этом.
Он протянул ему книжку в красном переплете, открытую на странице, вверху которой стояла дата. Куэрри увидел, что это дневник — тетрадка в одну линейку, а над строкой что-то написано аккуратным школьным почерком.
— Вот, — сказал Рикэр. — Прочитайте.
— Я не читаю чужих дневников.
— Тогда я сам вам прочту. «Провела ночь с К.».
Куэрри усмехнулся. Он сказал:
— Да, это верно… до некоторой степени. Мы пили виски, а я рассказывал ей длинную сказку.
— Не верю ни одному вашему слову.
— Вы заслуживаете, чтобы вас сделали рогоносцем, Рикэр, но у меня никогда не было вкуса к совращению малолетних.
— Интересно, что сказали бы на это в суде.
— Осторожнее, Рикэр. Не угрожайте мне. А вдруг я изменю своим вкусам?
Идея романа «Тихий американец» появилась у Грэма Грина после того, как он побывал в Индокитае в качестве военного корреспондента лондонской «Таймс». Выход книги спровоцировал скандал, а Грина окрестили «самым антиамериканским писателем». Но время все расставило на свои места: роман стал признанной классикой, а название его и вовсе стало нарицательным для американских политиков, силой насаждающих западные ценности в странах третьего мира.Вьетнам начала 50-х годов ХХ века, Сайгон. Жемчужина Юго-Восточной Азии, колониальный рай, объятый пламенем войны.
Роман из жизни любой секретной службы не может не содержать в значительной мере элементов фантазии, так как реалистическое повествование почти непременно нарушит какое-нибудь из положений Акта о хранении государственных тайн. Операция «Дядюшка Римус» является в полной мере плодом воображения автора (и, уверен, таковым и останется), как и все герои, будь то англичане, африканцы, русские или поляки. В то же время, по словам Ханса Андерсена, мудрого писателя, тоже занимавшегося созданием фантазий, «из реальности лепим мы наш вымысел».
Грэм Грин – выдающийся английский писатель XX века – во время Второй мировой войны был связан с британскими разведывательными службами. Его глубоко психологический роман «Ведомство страха» относится именно к этому времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие книги разворачивается в послевоенной Вене, некогда красивом городе, лежащем теперь в руинах. Городом управляют четыре победивших державы: Россия, Франция, Великобритания и Соединенные Штаты, и все они общаются друг с другом на языке своего прежнего врага. Повсюду царит мрачное настроение, чувство распада и разрушения. И, конечно напряжение возрастает по мере того как читатель втягивается в эту атмосферу тайны, интриг, предательства и постоянно изменяющихся союзов.Форма изложения также интересна, поскольку рассказ ведется от лица британского полицейского.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.
В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.
Роман-эпопея Добрицы Чосича, посвященный трагическим событиям первой мировой войны, относится к наиболее значительным произведениям современной югославской литературы.На историческом фоне воюющей Европы развернута широкая социальная панорама жизни Сербии, сербского народа.
«Нарушенный завет» повествует о тщательно скрываемой язве японского общества — о существовании касты «отверженных», париев-«эта».
«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.