Ценой потери - [24]
— Вы думаете, что…
Мари Рикэр смутилась, вспомнив двусмысленные шуточки своих более фривольных монастырских подружек.
— Это не ножная ванна, отец…
— А для чего же это?
В ее ответе можно было уловить робкие проблески юмора:
— Спросите лучше у доктора… или у мосье Куэрри.
Она заерзала на стуле, и настоятель расценил это как намек, что ей пора уезжать.
— До Перрэнов путь не близкий, дитя мое. Разрешите предложить вам чашку кофе. Или стакан вина?
— Нет, нет. Благодарю вас.
— А может быть, рюмочку виски?
После стольких лет воздержания он забыл, что в полуденную жару не пьют крепкие напитки.
— Нет, нет, спасибо. Я знаю, отец, вы очень заняты, вам не до меня, но мне бы повидать мосье Куэрри — только на одну минутку — и пригласить его…
— Я передам ему ваше приглашение, дитя мое. Обещаю, что не забуду. Сейчас запишу для памяти.
Он колебался, не зная, какой столбик цифр испортить записью «Куэрри — Рикэр». У него не поворачивался язык сказать ей, что он дал слово оберегать Куэрри от посетителей, «особенно от этого идиота и ханжи Рикэра».
— Нет, отец, не надо! Я обещала повидать его лично, а то муж скажет, что я даже не пыталась это сделать.
Голос у нее сорвался, и настоятель подумал: «Чуть-чуть не попросила у меня записку, как в школу, чтобы свалить на болезнь невыученный урок».
— Я даже не знаю точно, где он сейчас. — Настоятель сделал ударение на слове «точно», лишь бы не солгать.
— Можно, я пойду поищу его?
— Ходить по такой жаре? Нет, нет, кто же вас пустит! Что скажет ваш муж?
— Вот это меня и пугает. Он никогда не поверит, что я сделала все от меня зависящее.
Она готова была заплакать и от этого стала еще моложе, а детские слезы по всякому пустяку можно не принимать всерьез.
— Знаете что, — сказал настоятель, — я попрошу его позвонить вам по телефону… когда линия будет в порядке.
— Я понимаю, он невзлюбил моего мужа, — с грустью проговорила она.
— Дитя мое, это все ваше воображение.
Настоятель был в полной растерянности. Он сказал:
— Куэрри странный человек. Мы, собственно, его почти не знаем. Может, он и нас не любит.
— Он у вас живет. Он вас не сторонится.
Настоятель вдруг рассердился на Куэрри. Люди подарили лепрозорию два бочонка масла. Неужели трудно отплатить им за это небольшой любезностью? Он сказал:
— Подождите здесь. Я пойду посмотрю, у себя Куэрри или нет. Мы не допустим, чтобы вы разыскивали его по всему лепрозорию.
Он вышел на веранду и, свернув за угол, зашагал к комнате Куэрри. Вот комнаты отца Тома и отца Поля, отличающиеся одна от другой разве только выбором распятия да большей или меньшей степенью беспорядка; вот часовня, а вот и комната Куэрри. В ней, единственной во всей миссии, не было никаких символических изображений; да, собственно, в ней ничего не было, даже фотографий — родного человека или родных мест. Несмотря на дневную жару эта комната показалась настоятелю холодной и сумрачной, как могила без креста. Когда он вошел, Куэрри сидел за столом, перед ним лежало письмо. Он не поднял головы.
— Я вам помешал, простите, — сказал настоятель.
— Садитесь, отец. Я сейчас дочитаю. — Он перевернул страницу и спросил: — Как вы обычно подписываете письма, отец?
— Смотря кому пишешь… Иногда «брат во Христе».
— «Toute a toi»[26]. Я когда-то сам так подписывался: «Tout a toi». А сейчас от этого отдает невыносимой фальшью.
— К вам приехали. Я сдержал слово — отстаивал вас до последнего. Мне не хотелось вам мешать, но больше я ничего поделать не могу.
— Хорошо, что вы пришли. Сидеть наедине вот с этим мало приятно. Мне переслали сюда всю мою корреспонденцию. Откуда стало известно, где я? Неужели эту дурацкую газетенку, которая выходит в Люке, читают даже в Европе?
— Приехала мадам Рикэр. Она хочет вас видеть.
— Мадам? Слава Богу, что не мосье. — Он взял со стола конверт. — Вот, смотрите. Она даже разузнала номер почтового отделения. Какая настойчивость! Наверно, обращалась с запросом в Орден.
— Кто она такая?
— Моя бывшая любовница. Я бросил ее три месяца назад, бедняжку. Нет, это чистейшее лицемерие. Мне ее нисколько не жаль. Простите, отец. Я не хотел ставить вас в неловкое положение.
— В неловкое положение меня поставила мадам Рикэр. Она привезла нам два бочонка масла и хочет поговорить с вами.
— Стою ли я такой цены?
— Ее прислал муж.
— Это что, здешний обычай? Скажите ему, что меня этим не соблазнишь.
— Она, бедняжка, хочет передать вам его приглашение, только и всего. Может быть, вы все же выйдете к ней, поблагодарите и откажетесь? Она, по-моему, не решается ехать домой, хочет обязательно сказать мужу, что поговорила с вами лично. Не боитесь же вы ее, в самом деле?
— Может, и боюсь. Некоторым образом.
— Вы меня извините, мосье Куэрри, но, по-моему, вы не из тех, кто боится женщин.
— А вам, отец, не приходилось видеть прокаженного, который боится ушибить пальцы, так как знает, что они уже не почувствуют боли?
— Я видел людей, которые себя не помнили от радости, когда к ним возвращалась способность чувствовать — чувствовать даже боль. Но они не боялись подпускать ее к себе на пробу.
— Есть такое явление как болевой мираж. А что это такое, спросите-ка тех, у кого ампутирована рука или нога. Хорошо, отец, ведите эту женщину сюда. С ней все же гораздо приятнее иметь дело, чем с ее мерзким супругом.
Идея романа «Тихий американец» появилась у Грэма Грина после того, как он побывал в Индокитае в качестве военного корреспондента лондонской «Таймс». Выход книги спровоцировал скандал, а Грина окрестили «самым антиамериканским писателем». Но время все расставило на свои места: роман стал признанной классикой, а название его и вовсе стало нарицательным для американских политиков, силой насаждающих западные ценности в странах третьего мира.Вьетнам начала 50-х годов ХХ века, Сайгон. Жемчужина Юго-Восточной Азии, колониальный рай, объятый пламенем войны.
Роман из жизни любой секретной службы не может не содержать в значительной мере элементов фантазии, так как реалистическое повествование почти непременно нарушит какое-нибудь из положений Акта о хранении государственных тайн. Операция «Дядюшка Римус» является в полной мере плодом воображения автора (и, уверен, таковым и останется), как и все герои, будь то англичане, африканцы, русские или поляки. В то же время, по словам Ханса Андерсена, мудрого писателя, тоже занимавшегося созданием фантазий, «из реальности лепим мы наш вымысел».
Грэм Грин – выдающийся английский писатель XX века – во время Второй мировой войны был связан с британскими разведывательными службами. Его глубоко психологический роман «Ведомство страха» относится именно к этому времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие книги разворачивается в послевоенной Вене, некогда красивом городе, лежащем теперь в руинах. Городом управляют четыре победивших державы: Россия, Франция, Великобритания и Соединенные Штаты, и все они общаются друг с другом на языке своего прежнего врага. Повсюду царит мрачное настроение, чувство распада и разрушения. И, конечно напряжение возрастает по мере того как читатель втягивается в эту атмосферу тайны, интриг, предательства и постоянно изменяющихся союзов.Форма изложения также интересна, поскольку рассказ ведется от лица британского полицейского.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Слова — вино жизни», — заметил однажды классик английской литературы Эдвард Морган Форстер (1879–1970). Тонкий знаток и дегустатор Жизни с большой буквы, он в своих произведениях дает возможность и читателю отведать ее аромат, пряность и терпкость. «Куда боятся ступить ангелы» — семейный роман, в котором сталкиваются условности и душевная ограниченность с искренними глубокими чувствами. Этот конфликт приводит к драматическому и неожиданному повороту сюжета.
В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.
В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.
Роман-эпопея Добрицы Чосича, посвященный трагическим событиям первой мировой войны, относится к наиболее значительным произведениям современной югославской литературы.На историческом фоне воюющей Европы развернута широкая социальная панорама жизни Сербии, сербского народа.
«Нарушенный завет» повествует о тщательно скрываемой язве японского общества — о существовании касты «отверженных», париев-«эта».
«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.