Ценный подарок - [36]

И она убежала в глубь квартиры.

— Не могу представить, что пришло ей в голову, — с легким презрением сказал Дыроколов, не веривший в творческие способности Танечки-импорт.

— Женщина ребус без разгадки, засмеялся Погарский. Он любил вычитывать чужие афоризмы и выдавал их за свои.

Ждать Танечку долго не пришлось. Она появилась, торжественно держа в руках тряпку, которой Катя вытирала пыль. На Танечке был надет передник моей жены. Я был потрясен тем, как эта девушка сумела быстро сориентироваться в незнакомой обстановке.

— О-ля-ля! — воскликнула Танечка. — Начали!

Мужчины скинули пиджаки, Танечка перетирала книги, а Погарский с Дыроколовым переставляли их на новые места.

На верхнюю полку водрузили классиков.

— Старички могут спокойно дремать там, — усмехнулся Погарский, — детей школьного возраста у вас нет.

Ниже шли иностранные детективы, проза М. Булгакова, стихи Анны Ахматовой и другая престижная литература многих интеллигентных семей. На первой полке расположились нужные мне технические справочники.

Покончив с полками, Танечка, Погарский и Дыроколов принялись за другие вещи в кабинете. Они перевесили картины, чтобы получилась цветовая гамма. Танечка принесла из спальни клетчатый плед и бросила его на диван.

— Во! — ликовала она. — Видите красочное пятно? Теперь это модно. Моя подруга, которая была по туристской в Неаполе, говорит, что у них буквально все комнаты в красочных пятнах.

— Молодец! — похвалил ее Погарский, а я еще раз удивился искусству ориентировки этой девушки, так быстро и безошибочно отыскавшей нашу спальню.

Мои сослуживцы действовали дружно, пока речь не зашла о горшке с геранью, стоявшем на середине окна.

— Унылая симметрия, — поджал плоские губы Дыроколов, — передовая архитектурная мысль давно отказалась от линейного однообразия. Цветок должен стоять справа, он будет гармонировать со стеной соседнего дома.

— Слева, мамочка моя! — причмокнул языком Погарский.

— Справа, — ржавым голосом произнес Дыроколов.

— Слева, — обаятельно улыбнулся Погарский.

Так они перебивали друг друга, и неизвестно, чем бы все это кончилось, но Танечка капризно-кокетливо перебила их:

— Мальчики, не ссорьтесь. Оставьте цветок на прежнем месте. Я так хочу. Будьте мужчинами, уступите даме.

Погарский и Дыроколов во внеслужебное время бывали мужчинами, и они уступили Танечке. Им это было гораздо легче, чем уступить друг другу.

— Умницы! — воскликнула Танечка. — А теперь пройдемтесь по квартире.

Изменения коснулись и других помещений. В спальне мои сослуживцы поставили кровать посередине комнаты, сказав, что теперь так принято даже в колхозах. В комнате Витьки сняли с окон шторы (стариковский цвет), в ванной и кухне колдовала одна Танечка.

Они, наверное, еще долго совершенствовали бы нашу квартиру, но Дыроколов не мог дышать, потому что шесть часов не курил, Танечка спешила на концерт какого-то перуанского певца, а Погарского, как всегда, ждали вечерние дела.

Вот и все, зайчик, — сказал он мне, — отдыхай и живи культурненько.

— Гуд бай, — высоко подняла тонкую руку Танечка, и я, сам не зная почему, поцеловал пятнышко от туши на ее запястье.

Уходя, Дыроколов просвистел мне в ухо:

— Цветок должен стоять на правой стороне. Верьте моему вкусу.

На другой день приехала Катя. Был вечер. Я зажег свет в квартире и открыл все двери. Так мне казалось торжественней.

Когда Катя, в пальто и шляпе, с чемоданом в руках, вошла в переднюю, я радостно кинулся ей навстречу. Катя поставила чемодан на пол, отстранила меня, как неодушевленный предмет, и прошла в кабинет. Там она застыла, сверкая глазами, как сверкали когда-то глазами героини трагедий, которых давно уже не ставят на сцене. Затем, не произнося ни слова, она пошла по квартире, останавливаясь в каждой комнате. Мрачный блеск ее глаз разгорался, пока не вспыхнул черным пламенем, как только она вступила в кухню.

— Кто это сделал? — задыхаясь от волнения, сказала она.

Стоя посередине кухни, Катя произнесла надменным голосом королевы в изгнании:

— Здесь была женщина?

— Ну да, Танечка-импорт.

— Не болтай глупости, при чем тут импорт! Здесь была женщина. Стоило мне уехать на несколько дней, как ты завел Танечку.

— Да это же моя Танечка… то есть наша Танечка-копировщица.

— Твоя Танечка была в нашей спальне, — зарыдала Катя и, не глядя на меня, пошла в кабинет, гордо выпрямившись так, словно стала на десять сантиметров выше ростом.

— Катя, — умолял я, — не подумай ничего плохого, Танечка была не одна, с ней были Дыроколов и Погарский. Мы работали.

— Все! Вы разрушили дом, который я строила столько лет.

Я побледнел. Когда Катя называла меня на «вы», это значило, что дела мои плохи.

— Катя! — взмолился я. — Поверь, я люблю тебя как никого на свете.

Печально и жалобно она продолжала:

— Все!.. Мы должны расстаться. Я уйду с одним чемоданчиком, мне ничего не нужно. Пусть Витька решает, с кем он останется. Впрочем, ваша Танечка, наверное, не захочет возиться с чужим ребенком.

Она еще раз окинула тоскливым взглядом кабинет и, увидев горшок с геранью, удивленно сказала:

— Что это? Он стоит на прежнем месте, цветок, с которым у нас с тобой так много связано?! Ты не позволил этой Танечке… Значит, я еще дорога тебе? Ты любишь меня?