Ценный груз - [3]
Чудак не сразу понял, что начался шторм. Вначале казалось, что «Борей» вертится, как щепка, под исполинским водопадом. Винты и гвозди трещали в пересохшем дереве, железо взвизгивало, но хуже всего был ровный и внятный вой снаружи – там пели под ураганом снасти.
Чудак быстро и кое-как оделся. В кают-компании он застал рассвет. Обстановка напоминала зимний день в лазарете: яичным пламенем горели забытые лампочки, а около окон, как лужи, расплывался неприятный свет.
Чудак открыл дверь и шагнул на палубу. Утро, зеленое и мутное, как почерневшее зеркало, ревело и мчалось за бортом. Океан шел стеной. Вой снастей леденил сердце. Чудак ползком пробрался на мостик, но там было еще угрюмее. Оттуда было видно, как «Борей» кипит картофелиной в холодном котле.
Плащи Штерна и младшего помощника промокли насквозь. Штерн тускло улыбнулся чудаку и ткнул пальцем вниз. Чудак похолодел, – жест означал, что «Борей» с минуты на минуту может пойти ко дну. Потом он понял, что его вежливо просят убраться в каюту, но упрямо мотнул головой и остался на мостике.
Штерн больше не обращал на него внимания. Он смотрел вперед и часто дергал ручку машинного телеграфа. Горы воды, наматывая перед собой гигантские валы из пены, мчались на пароход. Одну минуту чудак был уверен, что «Борей» погибает. Пароход с треском ушел в воду, и несколько секунд над взмыленным океаном торчали только его красная труба и мостик со Штерном. Потом «Борей» нехотя вылез из волн, и вода лилась с палубы, будто из дырявых ведер. По неподвижной спине Штерна чудак понял, что было очень опасно.
Отрезвил чудака яростный крик вниз, в рупор, показавшийся шопотом. Почти незнакомый голос Штерна прохрипел:
– Чох, как в трюмах, как игрушки?
– Пока живем, – ответило эхо из медной трубы.
Штерн притянул чудака за голову и прокричал ему в ухо:
– Мы должны прорваться в Северный канал!
Чудак закивал в ответ, но подумал, что ни о каком прорыве не может быть разговора. «Борей» дергался, как человек во время самосуда, которого то справа, то слева неистово бьют по лицу. Чудака поражало одно обстоятельство: пароход не прятал носа от ударов, а лез напролом, на самые крутые волны. Это походило на храбрость отчаяния или на простое нахальство.
Штерн растянул губы, как будто они были резиновые, и хрипло закричал.
– Одиннадцать баллов… Слышите… Да… Ночью… Игрушки довезем… Вниз, вниз…
Растянутые губы означали очевидно улыбку. Чудак сполз вниз. В кают-компании лежал на диване стюард[1], желтый и желчный, как все стюарды на всех пароходах мира. Он сокрушался, что придется есть в сухомятку, так как камбуз[2] не работает. Мысль о возможности еды была дикой. Слова стюарда чудак объяснил его профессиональным помешательством.
В три часа дня над палубой мрачно прогремел гудок. Чудак прижался носом к ледяному окну и увидел в буром дыму ржавый пароход со вставшей на дыбы кормой. На мачте его бешено извивались клочья флага. Пароход, нырнув кормой в воду, исчез в дожде. Чудак, хотя и не был моряком, заметил одну странность: у «Борея» флаг РСФСР был на корме, а у встречного парохода флаг висел на половине мачты. Чудак спросил об этом стюарда.
– Что ж тут непонятного? – раздраженно ответил стюард. – Просят помощи.
Даже чудак понимал, что просить помощи по меньшей мере глупо. Встречный пароход захлестало пеной и унесло. Лишь изредка подскакивало на переломе волн его красное днище.
Чудак дрожал. Он потерял веру в прочность «Борея» и во всемогущество Штерна. Радист поймал два призыва о помощи. Океан был похож на буйного сумасшедшего. Шторм крепчал. Приближалась ночь, но мысль о сне даже не приходила в голову. Можно было только курить или ждать. Чего? Чудак прятался от мысли о возможной гибели, но в сумерки «Борей» стремительно лег на борт и понесся куда-то вниз. Тысячи тонн воды обрушились на палубу.
На мостике отчаянно засвистели. Побледневший стюард прокричал чудаку:
– Огибаем скалы Рокк! Наверх!
Чудак выскочил я отшатнулся: перед глазами ревела белая смерть. Он не заметил скал. Он видел только мощные гейзеры воды, взлетавшие высоко в небо. Обмирая от тошноты, он прополз на мостик. «Борей» стремительно падал с борта на борт, черпая воду. Он шел параллельно волнам.
– Что?.. Что?.. – крикнул чудак Штерну, но ветер пробкой закупорил рот и флейтой засвистел на зубах.
Штерн даже не посмотрел на него. Он не отрывал глаз от ослепительных белых гейзеров, особенно страшных оттого, что с востока мчалась угрюмая и непроглядная ночь. Младший помощник вскинул на чудака усталые глаза, схватил за руку и написал пальцем у чудака на ладони:
– Огибаем Рокк!
Чудак понял, что наступило самое трудное.
«Борей» боролся из последних сил. Его несло мимо скал. Мутные волны были круты, как стены. Чудак присел, вцепился в поручни и закрыл глаза. Неистовое желание оглохнуть и ослепнуть наполнило его дрожащей торопливой тоской. Потом кто-то рванул его за плечи, он мгновенно промок и вскочил: над мостиком прошла, курчавясь, волна, и в ней килем вверх качалась сорванная с палубы шлюпка. «Борей» высоко вскинул нос и ринулся вниз мимо последней скалы. Волны хлестали в корму. Машина мелко дрожала.
