Цена вопроса - [12]

С Асадовым папа познакомился лет тридцать назад. Они вместе работали на заводе, в проектном отделе. Вместе же и ушли оттуда в бизнес, организовали архитектурно-строительную фирму, «Мастерскую Айвазова и Асадова». Теперь фирма тоже осиротела.

Со стороны аллеи, разрывая скорбную кладбищенскую тишину, внезапно зазвучала музыка. Заплакала, застонала скрипка, надрывая душу. Карина вздрогнула от неожиданности и споткнулась, уткнувшись носом в спину идущей впереди женщины из свиты Азалии.

– Извините, – пробормотала она.

«Опустела без тебя земля», – причитала скрипка. Музыка ввинчивалась куда-то под кожу, дёргая обнажённые нервы.

– Скажите ему кто-нибудь, пусть перестанет! – не выдержала Карина. Выкрик получился хриплым, грубым, как будто она разучилась говорить. Все стали оборачиваться, смотреть на неё, как вороны с веток.

– Пожалуйста, пусть прекратит, – повторила Карина жалобно и тихо.

Мужчина в солидной дублёнке, кажется, папин бывший одноклассник, откликнулся на её мольбу, протиснулся к аллее и начал что-то говорить рокочущим начальственным басом. Музыка резко смолкла.

– Человеку тоже зарабатывать надо, – проговорила женщина впереди, не успев понизить голос.

…Спустя примерно час всё было кончено. Возле могилы не осталось никого, кроме Карины. Она сидела прямо на снегу, глядя на чёрный гранитный памятник. Мамин. Отец всегда хотел быть похороненным возле неё. Азалия заикнулась о новом кладбище за городом, но тут выступила тётя Нелли. Помнила, что говорил брат и желала исполнить его волю.

Теперь папа с мамой будут навсегда вместе. Им отворились двери в вечность, и они сейчас знают самую главную тайну. Ту, которая открывается только после смерти. Сознание собственного неизбывного одиночества и оглушающее, тяжкое горе вдруг тонким клинком воткнулись в бедный, измученный мозг Карины, и она наконец заплакала. А начав, не могла остановиться. Скорчилась на истоптанном снегу и выла, как потерянная собачонка, захлёбываясь слезами.

В голове вспыхивали и гасли обрывки мыслей. Папы нет, и больше не будет. Он никогда не придёт. Не спросит, как дела. Не засмеётся. Не произнесёт громко в телефонную трубку своё всегдашнее: «Да, слушаю». Не скажет: «Дочь, ты молодец, горжусь тобой». Не обнимет.

Я не услышу его голоса, не поцелую в колючую щёку, не почитаю своих стихов. Не смогу сказать ему, как сильно его люблю. Не сумею попросить прощения. И он не ответит мне: «Брось ты, это же такая ерунда в масштабе жизни».

У него больше нет этой жизни. Наверное, и даже наверняка, есть другая. Но этой-то, в которой сейчас живёт Карина, точно нет. И масштабы у него теперь совсем иные. Ей до них не дотянуться.

Она плакала и плакала, но слёзы не приносили облегчения. Только делали больнее, царапали, рвали горло и душу.

Глава 2

Мама умерла, когда Карине едва исполнилось четыре года. Самое яркое и чёткое воспоминание детства было связано как раз с её смертью. Папа, стоя на коленях, обхватил руками гроб с телом жены, и глухо рыдал. Карина стояла на пороге комнаты и тоже плакала. Они остались с папой совсем одни.

Карина почти не помнила маму – так, чтобы самостоятельно, своей собственной памятью, не по фотографиям и папиным рассказам. И в этом заключался весь ужас и огромная несправедливость. Она помнила свою безграничную любовь к маме, но не её саму! В памяти осталось ощущение заботы, тепла и покоя, мягкость светлых пушистых волос и невыразимо уютный и родной запах.

У мамы обнаружилось редкое страшное заболевание – рассеянный склероз. Последний год своей недолгой жизни она провела в Москве, в больнице. И маленькая Карина с папой приезжали туда навестить её, когда врачи разрешали.

Карина помнила палату с тремя койками, раковину в углу и то, как солнечные лучи косыми полосками лежали на жёлтом линолеуме. От этого пол нагревался: получалась одна полоска тёплая, другая прохладная. Карина ходила по полу в одних носочках и ступнями ощущала то тепло, то холод.

Мама прижимала её голову к своей груди, целовала в макушку и что-то говорила – теперь уже не вспомнить, что именно. Однажды Карина почувствовала, как ей на лоб упала тёплая капля, она подняла голову и обнаружила, что мама плачет. Никогда раньше Карина не видела, чтобы кто-то из взрослых плакал. Она так растерялась, что тоже заревела.

Потом, когда Карина стала чуть старше, она спросила отца, почему мама тогда плакала – ей было больно? А папа ответил, что нет, она рыдала вовсе не от боли. Маме было страшно.

– Она боялась умирать? Умирать страшно? – с детской прямотой поинтересовалась Карина.

Отец помолчал минутку, а потом ответил:

– Нет, дочь, я думаю, пугает не смерть сама по себе. Мама ведь просто ушла в иной мир. Люди не исчезают бесследно – они уходят туда, где мы уже не можем их видеть. Но они видят тех, кто остался жить. Мама плакала, потому что очень боялась за тебя и меня. Ей было невыносимо оставлять нас здесь одних. Бросать.

Сейчас Карине двадцать три. Именно столько, сколько было маме, когда та умерла. Карина будет стареть, покрываться морщинами, седеть, горбиться, сохнуть или болезненно поправляться, а мама навсегда останется юной и прекрасной. Для неё земное время остановилось.