Цена утопии. История российской модернизации - [35]

Поскольку РК очень боялись воздействия бывших господ на вчерашних крепостных, было решено, что помещик будет иметь дело только с миром, из-за чего во многом и было создано крестьянское самоуправление.

То есть по целому ряду чисто технических причин община для правительства была гораздо предпочтительнее. Как заметил С. Ю. Витте, «легче пасти стадо, нежели каждого члена сего стада в отдельности».

При этом индивидуализация землевладения потребовала бы немалых затрат на создание необходимой инфраструктуры, в частности, на резкое увеличение корпуса землемеров. Однако такого рода проблемы можно было решать постепенно – была бы добрая воля.

Вместе с тем надо четко понимать, что сохранение общины было предрешено позицией Александра II и его единомышленников, разделявших новое общественное настроение, с которым удивительно гармонировала вся крепостническая генетика русского общества.

Крестьянская реформа планировалась как социальная, то есть нацеленная на смягчение социальных противоречий в обществе. Эта социалистическая в своей основе идея родилась в Европе, однако западный тип экономического развития, основанный на частной собственности и приведший к пролетаризации населения и революциям, по мнению тех, кто принимал, был для России неприемлем.

Мы всерьез вознамерились строить самобытную модель развития.

«Бухгалтерский» подход, или кто кого ограбил?

Реформу 1861 года, разумеется, сложно трактовать как прокрестьянскую, но от нее не были в восторге и помещики.

Разочарованы были обе стороны – ибо ждали другого.

С. В. Мироненко дал верную, на мой взгляд, характеристику реформе: «Великая, но неудачная». Она была компромиссом между крестьянами и дворянством, однако, как оказалось, далеко не лучшим из возможных.

Внимание литературы уже 160 лет сконцентрировано преимущественно на размерах наделов и величине платежей. Это важные, но не исчерпывающие тему проблемы. Напомню, что крестьян первоначально вообще хотели освобождать без земли, а условия эмансипации в России были намного выгоднее, чем в Пруссии, Австрии, Венгрии, не говоря о Польше и Прибалтике.

Мы привыкли оценивать реформу только с точки зрения крестьян, однако была ведь и другая сторона, помещики, у которых государство реквизировало часть их собственности.

РК были нацелены на то, чтобы крестьяне в основном сохранили землю, которой пользовались до 1861 года (принцип status quo ante), и чтобы отрезки имели место в исключительных случаях.

Однако проблема величины наделов была крайне сложна. Во-первых, конкретные хозяйственные условия были очень разнообразными. Имения делились на четыре основных типа. В чисто барщинных у крестьян была меньшая часть земли. В смешанных, где наряду с барщиной был и оброк, – наоборот, большая. В чисто оброчных имениях (в Нечерноземье) крестьяне пользовались практически всей землей помещика. В батрацких они были совсем лишены земли.

Так что сохранить полностью наделы в оброчных имениях означало выкинуть дворян из родовых вотчин, а батрацких крестьян наделить землей.

Во-вторых, некорректно сравнивать крепостные наделы с наделами, полученными по реформе, поскольку это величины не всегда сопоставимые – ведь и до, и после 1861 года крестьяне получали землю, исходя из разных принципов и критериев.

До 1861 года крепостные крестьяне сплошь и рядом наделялись землей не по ревизским душам, а по «тяглам» (чаще всего это были муж с женой), то есть по числу работников, так как помещики стремились к оптимальному использованию рабочей силы своих крепостных. Но площадь тягол по имениям очень различалась.

Поэтому правительство в интересах крестьян и приняло более справедливую ревизскую разверстку 1857 года, а не крепостную – тягольную. В рамках принятой концепции освобождения это был лучший путь.

Возможны ли были иные варианты? Да, и об этом чуть ниже.

При определении минимальной площади наделов Комиссии исходили из их величины в барщинных хозяйствах, поскольку именно они соответствовали главной идее реформаторов – обеспечить жизнедеятельность крестьян.

Если крестьяне на таких наделах могли кормить и себя, и господина, их площадь должна была оказаться достаточной, когда они получат свободу.

Конечно, в каждом конкретном случае сохранить полную соразмерность было невозможно. При громадном разнообразии конкретных житейских ситуаций можно было стремиться только к соблюдению справедливой средней пропорции, что и было сделано. Кроме того, в рамках логики правительства было бы несправедливо дать одним крестьянам большие наделы, а другим, живущим рядом, малые.

Поэтому избранный вариант был для крестьян не худшим из возможных. Безусловно, помещики нередко стремились выгадать за счет крестьян. Но было немало и обратных примеров, когда дворянство демонстрировало свои лучшие качества, которые мы привыкли связывать с этим понятием.

Следующая претензия связана с тем, что крестьяне переплатили за землю.

Ряд историков оспаривает этот взгляд. В частности, Б. Н. Миронов доказывает, что налоги и платежи на душу населения после 1861 года были меньше, чем до реформы, а выкупная операция была в конечном счете выгодна крестьянам. С учетом инфляции (64 %) цена надельной земли в 1907–1910 годах была выше той, по которой они ее выкупали, на 32 %. Из-за инфляции тяжесть выкупных платежей постепенно снижалась в течение 45 лет (1861–1906), надельная земля кормила, поила и одевала крестьян, и после выкупа она превратилась в серьезный капитал.