Цена утопии. История российской модернизации - [16]

Подушная подать стала одним из факторов резкого ужесточения режима и, несомненно, повлияла на формирование образа мышления нашего народа, поставленного в необходимость гораздо большей ценой, чем прежде, оплачивать в прямом и переносном смысле не только само существование вотчинно-крепостнического государства, но и его весьма активную внешнюю политику.

Одновременно она изменила ряд коренных условий ведения ими хозяйства. Под нажимом владельцев и казны переделы земли стали неотъемлемой чертой крестьянского земледелия. И хотя крестьяне далеко не безропотно восприняли этот, по выражению И. В. Чернышева, «фискальный», или «крепостнический коммунизм», со временем уравнительное землепользование закономерно породило уравнительную психологию. Введение круговой поруки также во многом обусловило рост напряженности внутри собственно крестьянства. Она способствовала становлению многих негативных явлений, в том числе и социального иждивенчества.

Восприятие крестьянина как «аппарата для вырабатывания подати» благополучно перешло из XVIII века в XIX. Казенная деревня была в ведении Министерства финансов, а главной его заботой было поступление податей в казну. И люди, их платившие, интересовали правительство только в этом качестве, хотя с конца XVIII века немало было сказано красивых слов о «попечении» над крестьянами, оставшихся, впрочем, словами.

Ради подушной подати можно было «раскулачить» черносошных крестьян, перевернуть все жизненные понятия сотен тысяч людей, и воспитывать веру в то, что царь всегда сделает так, как нужно большинству (крепостническая демократия) и т. д.

С одной стороны, Киселев продолжил эту линию и ввел, хотя и не полностью, уравнительное землепользование у однодворцев и казаков.

А с другой – его реформа во многом была прорывом.

Впервые в истории России появилось ведомство, которое гласно объявило своей главной целью подъем благосостояния миллионов налогоплательщиков, а фискальные мотивы отодвинуло на второй план. Правительство как бы впервые увидело в крестьянах людей. Оно чуть ли не впервые что-то сделало для них.

Реформа Киселева коснулась многих болевых точек будущей Великой реформы 1861 года. Понимая, что рано или поздно режим изменится и что столетия беззакония – плохая школа для новой жизни, Киселев пытается хоть как-то приучать людей к ней. Ведь грядущее освобождение поставит перед страной ряд сложнейших проблем, и одной из главных будет проблема сознания, сформированного в крепостничестве. Это сознание само собой не изменится. Нужны школы, нужно понимание людьми своих прав – отсюда стремление ввести крестьян в правовое поле. Поэтому он отвергает славянофильскую идею дать крестьянам возможность самим судить друг друга «по обычаям», и суд в казенной деревне идет на основании Судебного устава.

В силу этого я считаю реформу Киселева определенным рубежом в крестьянской политике империи, потому что это была в числе прочего, попытка подготовки миллионов людей к свободе. Насколько она могла быть успешной в тогдашних условиях – другой вопрос.

Вместе с тем крайне важно еще раз подчеркнуть, что правительство своими, что называется, руками почти полтораста лет до Великой реформы насаждало в русской деревне аграрный коммунизм – по причине его тактических удобств. О стратегических последствиях этой политики задумывались немногие.

Правосознание

Мы, холопи твои, волочимся за судными делами на Москве в приказех лет по пяти и по десяти и болше, и по тем судным делам нам, холопем твоим, указу [решения] нет. И мы, холопи твои, с московские волокиты вконец погибли…

Коллективная челобитная дворян царю Михаилу Федоровичу 3 февраля 1637 года

Нам сие велми зазорно, что… и у бусурман суд чинят праведен, а у нас вера святая, благочестивая, а судная росправа никуды не годная

Иван Посошков

Дореволюционная русская мысль была пронизана антиправовыми идеями, совокупность которых известна под не совсем точным названием «правовой нигилизм». Право очень часто понималось в России как нечто специфически западное, привнесенное извне, и отвергалось по самым разным причинам: во имя самодержавия или анархии, во имя Христа или Маркса, во имя высших духовных ценностей или материального равенства.

Анджей Валицкий

Низкая ценность права в русской истории, слабая правовая культура населения нашей страны и его правовой нигилизм, унаследованные от Московского царства, – вещи очевидные и притом банальные.

Это вполне понятное и естественное следствие всеобщего закрепощения сословий. Читатели этой книги, полагаю, уже имеют представление, в каком юридическом поле веками жила наша страна.

Р. Уортман пишет, что, в отличие от Европы, где положение судов и юриспруденции – при всех их изъянах – было в известной степени почетным,

самодержавие в России, всегда отстаивавшее превосходство исполнительной власти, пренебрегало отправлением правосудия, и это пренебрежение разделялось чиновничеством и дворянством.

Презрительное отношение к суду вполне устраивало чиновников, не желавших придерживаться рамок законности, и дворян, привыкших лицезреть власть в руках величественных правителей, воплощавших собою государственную мощь, которым они могли подражать в своих поместьях.