Цена утопии. История российской модернизации - [12]

Владеть людьми, иметь рабов считалось высшим правом, считалось царственным положением, искупавшим всякие другие политические и общественные неудобства, правом, которым потому не хотелось делиться со многими и, таким образом, ронять его цену. Право было так драгоценно, положение так почетно и выгодно, что и лучшие люди закрывали глаза на страшные злоупотребления, которые естественно и необходимо истекали из этого права и положения.

Путь преодоления этих взглядов был долгим и сложным. В общество, продолжает Соловьев, вместе с просвещением понемногу проникали «научные» представления о государстве, «о высшей власти», которая относится к подданным не так, как помещики к крепостным, «о рабстве как печати варварского общества», «представление о народности, о чести и славе народной, состоящих не в том, чтоб всех бить и угнетать, а в содействии тому, чтобы как можно меньше били и угнетали».

Целый век прошел, пока все эти представления «мало-помалу подкопали представление о высокости права владеть рабами». Однако мы знаем, что и в 1861 году большинство помещиков были против освобождения крестьян.

П. В. Анненков отмечает, что в начале 1840-х годов в части общества «господствовал «тип горделивого, полубарского и полупедантического презрения к образу жизни и к измышлениям темного, работающего царства», что многие образованные люди «не расстались с представлением народа как дикой массы, не имеющей никакой идеи», что «кичливость образованности омрачала иногда самые солидные умы… Привычка к высокомерному обращению с народом была так обща, что ею тронуты были даже и люди, оказавшиеся впоследствии самыми горячими адвокатами его интересов и прав» (автор имеет в виду прежде всего К. Д. Кавелина).

По мнению Анненкова, очень важную роль в изменении отношения к народу и «его умственной жизни» сыграл И. С. Тургенев. «Записки охотника» «положили конец всякой возможности глумления над народными массами». Увы, Анненков здесь отчасти выдает желаемое за действительное.

В 1856 году Б. Н. Чичерин напишет:

Приколотить кого-нибудь считается знаком удальства, и нередко случается слышать, как этим хвастаются даже лица, принадлежащие к так называемому образованному классу. Вообще людей из низших сословий дворяне трактуют как животных совершенно другой породы, нежели они сами.

А еще через полвека С. Ю. Витте в своих мемуарах будет постоянно говорить о том, что правительство и дворяне воспринимают крестьян как «полудетей», «полуперсон»; о совещаниях объединенного дворянства он заметит, что «дворяне эти всегда смотрели на крестьян как на нечто такое, что составляет среднее между человеком и волом». Витте говорит лишь о части дворян, однако эта часть была весьма влиятельной.

Разумеется, такое высокомерно-пренебрежительное отношение к народу проявлялось не только частными людьми на бытовом уровне. На нем веками зиждилось твердое убеждение государства в своем праве диктовать подданным свои условия, а зачастую – ломать им жизнь.

И это касалось не только крепостных крестьян.

Раскулачивание в крепостную эпоху

После 1861 года в народнических кругах была очень популярной идущая от славянофилов мысль о том, что русские крестьяне не знали частной собственности и поэтому не развращены чуждыми «нам» римскими представлениями о собственности, что очень полезно для грядущего социализма.

Это неверно.

Закрепленного в законе права собственности на землю у крестьян действительно не было (но его не было и у помещиков до 1782 года). Однако владение, имеющее все атрибуты собственности, по факту было. Этого права крестьяне разных категорий лишались постепенно, по мере укрепления государства и усиления крепостничества.

Так, в XVI веке крестьяне, объединенные в общину, были свободными людьми, хотя и с низким социальным статусом. Они несли государственное тягло, но даже на владельческой земле вполне свободно распоряжались своей землей, не говоря о приобретенной.

Земли было много, и она получала ценность только тогда, когда к ней был приложен труд. Поэтому если вы сами выкорчевали лес, распахали целину и т. д., то получали на нее права, близкие к правам собственника, и могли передавать ее своим наследникам.

Конечно, тогда не было общинного землепользования и не было переделов. Селения, как правило, были очень невелики по размерам. Главным для общины была не земля, а тягло, повинности, которые она несла.

После закрепощения крестьян в 1649 году права общины уменьшаются, она все больше зависит от правительства и помещика. Крестьян начинают продавать и покупать – пока еще с землей, а затем и без земли.

Огромную роль в ликвидации крестьянской «собственности» на землю сыграло введение Петром I подушной подати, ставшее очень важным рубежом социальной политики империи. В частности, это привело к паспортной системе, кардинально тормозившей мобильность населения, развитие производительных сил в стране и многое другое, а также к уравнению земли по ревизским душам. Земельное тягло было перенесено на личность крестьянина и стало душевым тяглом.

Если каждый крестьянин платит 70 копеек подушной подати, то в теории у всех «душ» в каждом селении должна быть равная возможность заплатить эту сумму. Отсюда – логичная идея распределения земли пропорционально числу наличных плательщиков и возникновение массовых