Цена утопии. История российской модернизации - [111]

А какое хулиганство рождают эти праздники!.. В старину говорили, что земля стоит на трех китах. А теперешние наши русские киты, это – невежество, праздники и пьянство… На этих китах не устоишь… И Россия ждет богатыря, своего Еруслана Лазаревича, который избавит ее от этих чудовищ.

Дождалась Россия, увы, других «богатырей», Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича, но это другая тема, хотя и сопряженная с нашей.

Размеры потребления спиртного и обилие праздников – темы, которые негативисты предпочитали не обсуждать и в своих писаниях деликатно обходили стороной. Это и понятно – данные сюжеты разрушали гармонию создаваемого ими варианта крестьянского апокалипсиса, при котором земледельцы питались одним хлебом (которого еще и не хватало!) и запивали его водой. Указания оппонентов на то, что противоречило такой установке, они игнорировали, словно этой стороны жизни крестьян не было в природе. Кстати, реформа Столыпина определенно сократила пьянство среди хуторян. О том же говорит и позитивный опыт первых девяти месяцев введения сухого закона в 1914 году.

Рассуждая о благосостоянии населения, мы должны помнить о «семантической инфляции» и корректировать в соответствии с нею негативные свидетельства современников. Ведь, например, в 1910 году положение, когда из-за ситуативной нехватки песка в Варшаве жители измельчали кусковой сахар в песок для варки варенья, вполне серьезно именовалось «сахарным голодом».

При этом учет семантической инфляции, разумеется, не означает, повторюсь, что «народ жил прекрасно» и «все было хорошо». Отнюдь.

Однако в рамках привычного черно-белого подхода противоречие между «позитивным» и «негативным» массивами данных непримиримо: тут справедливым может быть либо одно, либо другое.

На деле же верны оба комплекса свидетельств, просто жизнь была несравненно богаче, чем ее описывали пристрастные и/или политически ангажированные современники.

Указанное противоречие оказывается большей частью мнимым, стоит лишь понять, что нельзя смешивать проблему положения крестьянского хозяйства в общине после 1861 года с проблемой народного благосостояния (подобно тому, как в наши дни нельзя путать реальные доходы множества людей и те суммы, которые фигурируют в ведомостях зарплаты).

Проблемы эти отчасти перекрывают друг друга, но лишь отчасти, поскольку далеко не идентичны. Мы знаем, крестьянин мог мало заниматься своим хозяйством, но при этом неплохо зарабатывать. Сказанное столь очевидно и даже банально, что, казалось бы, нет смысла говорить о том отдельно.

Однако я вынужден это делать – из-за огромного влияния натурально-хозяйственной парадигмы на осмысление эпохи.

Народное благосостояние складывалось из всей суммы доходов населения, и применительно к крестьянству она равна сумме доходов от надела и вненадельных заработков, полностью учесть которые невозможно.

Как же мы можем судить об этой величине? Подушевые сборы и потребление хлебов здесь не помогут.

А вот как.

Динамика уровня благосостояния населения отражается в интегрированных показателях, характеризующих развитие сельскохозяйственного и промышленного производства, в статистике перевозок народнохозяйственных и потребительских грузов, внешней торговли, акцизных поступлений, движения вкладов в сберегательных кассах, развития кооперации, динамике роста зарплаты рабочих и т. д. Разумеется, огромное значение имеют здесь и нарративные источники.

Взятые и по отдельности, и в комплексе, они неоспоримо свидетельствуют о позитивной динамике потребления, что вполне естественно. Здесь важно подчеркнуть: старый тезис о том, что модернизация проводилась за счет крестьян, современная историография отвергает.

Экономическая модернизация, индустриализация проходили не в вакууме, население страны получало деньги за то, что участвовало в строительстве железных дорог, предприятий, в городском строительстве и т. д., за работу на транспорте (железнодорожном, речном и морском) и в сфере услуг, за производство товаров как сельскохозяйственных, так и промышленных, и одновременно оно покупало эти товары!

Иногда от коллег приходится слышать заявления о том, что «цифры ничего не доказывают». Не задавая бестактного вопроса, каким же радаром в отсутствие статистики они улавливают «системный кризис самодержавия», я отсылаю их к Витте. Он, который понимал и видел функционирование экономики примерно так же, как врач-физиолог или анатом видит работу человеческого организма, однажды написал:

Статистические данные о росте нашей промышленности и торговли обрисовывают лишь количественное развитие нашего народного богатства, но они не должны заслонять собою того крупного явления, что каждая новая цифра движения нашей производительности и торговли означает собой привлечение к общей промышленной жизни новых слоев населения, оживление и вступление в общий оборот новых местностей, что в настоящее время промышленность и торговля отражают в себе экономическую жизнь всей страны, всего сложного и разветвленного русского народного хозяйства.

Например, если в 1894–1905 годах только железнодорожная транспортировка всех грузов (кроме перевозимых поштучно) составила 43,2 млрд пудов, а в 1906–1913 – 48,9 млрд, мы должны понимать не только то, что она выросла на 13,2 %, но и что производство, перевозка и продажа каждого из этих миллиардов пудов была оплачена, и не единожды. Равным образом, за каждым из миллионов рублей на сберкнижках и счетах кооперативов стоит оплаченный труд.