Цена рассвета - [3]

Очнулась она только к вечеру и в госпитале. Второе было очевидно — палата, койка, зеленая одноразовая пижама, манжетка капельницы на сгибе локтя. О вечере Арья заключила, покосившись на лиловатые тени предметов на полу и стенах. Ее положили головой к окну, так что увидеть небо не удалось — но ясно было, что снаружи сумерки. Девушка глотнула воды из поилки, которую ей засунули в рот, потом выплюнула трубочку и попыталась сесть.

Приборы отреагировали мгновенно — гнусным воем сигнализации. Арья ожидала, что в палату войдет медбрат, ну, максимум — врач, но к ней заявилась целая делегация. Врач и медбрат там действительно были, вот только даже в полусонном состоянии курсант Новак подметила, что врач — местный, из этой больницы, а медбрат явный чужак, да и едва ли он вообще медбрат. Скорее, просто схраняет долговязого типа в небрежно наброшенной поверх формы зеленой накидке. Генералмайор, определила она, и изумилась. Неужели заболела какой-нибудь экзотической дрянью? Вот было бы не с руки…

Дальше она изумлялась все сильнее и сильнее. Врач даже молча ухитрялся так лебезить перед высоченным генералмайором, что Арья не могла не улыбнуться пересохшими губами. Тот же чувствовал себя в палате как дома. Сопровождающий пододвинул ему стул, генералмайор уселся, задев накидкой за край спинки, и девушка увидела его погоны целиком.

Вместо перекрещенных скальпеля и кинжала на погонах красовались глаз и молния.

— Как ты себя чувствуешь, Арья? — спросил разведчик.

2

Фархад наблюдал, как мать, засучив рукава яркой домашней блузы, месит тесто, чтобы сделать шиш-барак. Рецепт он знал наизусть и при желании смог бы приготовить любимое блюдо. Мелко нарезать лук, добавить его к фаршу, туда же орешков и пряных трав, обжарить все на медленном огне, дать начинке остыть и только после этого начать лепить крупные, с кулак, пельмени из дрожжевого теста. Потом они запекаются в духовке, и каждые пять минут нужно подливать понемножку бульона, так, чтобы тесто не размякло, но пропиталось сочным бульоном, в которой добавлена ложечка оливкового масла с мятой и чесноком…

Мог бы приготовить сам, конечно — но разве смысл был в самом шиш-барак? Нет, важно было только одно: это делает мать, и делает своими руками, для него. В доме Салмана Наби хватало кухонной прислуги — повар, два кухаря, посудомойка, — но мать Фархада любила баловать сына своей готовкой. Фархад мог в любой момент приказать слугам приготовить какое угодно из любимых блюд, но куда больше любил сидеть на подоконнике в кухне и смотреть, как мать ловко управляется с тестом или фаршем.

Елена Наби была осью, вокруг которой вращался дом. Истинная «жена достойная», о которой говорили служители Мана. Кроткая и покорная мужу, строгая с младшими домочадцами — прислугой, родней; бесконечно заботливая, терпеливая. Фархад знал и другую Елену, прятавшую под благопристойно опущенными ресницами суровый упрямый взгляд. Она никогда не повышала голос, даже распекая нерадивых слуг, никогда впрямую не противоречила мужу. Просто некоторые из гостей, позволившие себе лишнее, никогда больше не появлялись в доме.

С сыном Елена всегда была нежна, внимательна и чутка. Мягкая ласковая улыбка не сходила с ее губ, лишь иногда мать слегка хмурилась и удивленно склоняла голову к плечу — если Фархад приносил из школы плохие оценки, если в ежемесячной характеристике ученика появлялись указания на лень или небрежность. Но даже распекая сына, Елена всегда заканчивала беседу искренней улыбкой и одобрением. «Я не сомневаюсь, что ты все исправишь», — говорили грустные темно-серые глаза. Разумеется, Фархад исправлял. Старался, добивался, лез из кожи вон, чтобы в характеристике значились только самые лестные определения.

Фархад не сознавался себе, что для него семья равна матери. Слишком уж не в традициях Синрин это было. Мужчина, отец — вот глава семьи, ее опора и защита, направляющая длань и крепкое плечо. Фархад Наби прекрасно знал, что многие одноклассники вообще не обращают на матерей внимания. Что с них взять, их же интересует только кухня да воспитание девчонок? Может быть, все дело было в том, что на семью Салмана Наби, как считала прислуга, прогневалась Рима, Темная царица, не дав жене Салмана других детей, кроме единственного сына. Говорили, что так царица зла мстит благонравным женщинам, которые не следуют пути хаоса и разврата.

Будущий студент столичного Университета, а в перспективе и выдающийся психолог, конечно, в ответ на такие разговоры мог только пожать плечами и улыбнуться. Посвященный второго круга — в неполных-то десять лет! — сын видного ученого Салмана Наби, гордость и надежда семьи, он был религиозен, но не суеверен. Еще несколько лет назад его научили отличать простонародную мистику от истинной веры и не смешивать одно с другим. Однако там же его научили, что для простонародья чистосердечная вера, хоть и приукрашенная заблуждениями, лучше умствований. Коли уж Светлый Ман велел человеку родиться внизу, то наделил его всеми качествами для такой жизни, в частности, не слишком пригодным для рассуждений, неразвитым умом.