Цена добра - [8]

От удивленья широко

Пред тем, как этот мир широк,

Свое ребяческое око

Раскрыл голубенький цветок.

И до сих пор во мне живет память о том первом цветке, не завял тот подснежник, который я увидела впервые на снегу.

Мы по пути собирали траву, бабушка всегда запасалась на зиму тмином, мятой, чабрецом и многими другими целебными травами, сушила их в тени, покрыв марлей, а затем в марлевых мешочках укладывала в цагур (большой деревянный шкаф). Она знала, отвар какой травы вылечит ту или иную болезнь. Но главными в ее аптеке были тмин и мята.

Идем дальше, перепрыгивая маленькие камни и обходя большие, бабушка тихо читает молитвы и иногда, останавливаясь, благодарит Аллаха за эту красоту, за то, что она родилась и живет на этой земле такой щедрой и благодатной, она гладит эти колючие камни. Я думаю, какая же в этих камнях красота, что с того, что они вечно торчат, не шевелясь веками, так и стоят? Какая польза в них: на них не растет трава, и пшеница не зреет? Но вдруг моего слуха касается тихий напев. Я огляделась, не птичка ли это поет для меня. Остановилась и бабушка.

– Слышишь, Фазу?

– Слышу!

– Здесь недалеко должен быть ручей! – Она сделала несколько шагов, и я за ней. – Вот он! – засияло бабушкино лицо.

И я вижу, как по ложбинке почти незаметной струйкой вьется тонкий ручеек, мелкие камни он перепрыгивает, а большие обходит, как опытный и мудрый человек. Это он пел, я слышала эту мелодию первый раз – она такая нежная, полная любви и удивления, где-то голос повышался, где-то понижался, мелодия маленького ручья оживила окрестность.

– Бабушка, о чем поет ручей?

– Он радуется, что родился, что судьба подарила ему дорогу, хоть узкую, но свою, он поет славу небу и земле, хвалит нас с тобой, что мы с таким восторгом слушаем его песни.

И эта мелодия маленького ручья смешалась в моей крови и навсегда осталась в сердце. И в любое время я, закрыв глаза, представляла себя на том месте, видела тот ручей и слышала его песни, и вся моя печаль становилась светлой, и сердце наполнялось желанием найти свою собственную дорогу, как тот ручеек из детства, хоть узенькую, но свою.

Как-то ко дню Ураза-байрама наш родственник Магомед из Гоноха подарил мне маленького ягненка. Тогда, хоть религия была под запретом, люди были добрые и очень щедрые. В мусульманские праздники особым вниманием окружали сирот. Бабушка наставляла меня:

– От этой ярочки можно целую отару вырастить. Ты с нее глаз не спускай, сама ухаживай за ней – корми, пои, выгуливай, паси, как следует.

Я полюбила ее и все, что могла достать съедобное, давала ей, и она, как верный песик, всегда следовала за мной. Однажды я пошла за водой в горы, там был маленький родничок, и воду для питья аульчане брали оттуда. За мной бежала моя ярочка, которую я назвала Находка. Я поставила кувшин около родника и стала бегать по зеленому лугу. Находка временами останавливалась и щипала то слева, то справа траву и догоняла меня. Мы заигрались, я забыла обо всем на свете и даже зачем я сюда пришла. И вдруг с вершины гор и ущелий стало раздаваться: «Фазу! Фазу! Где ты?» Все кругом протяжным звуком было охвачено моим именем. Я испугалась, почему горы кричат, откуда они знают мое имя. Я стала кружиться, искать, сама не зная чего, и увидела на холмике недалеко от родника бабушку.

– Я здесь, бабушка! Я здесь, бабушка! – вторили вершины и скалы.

Я побежала к роднику, Находка за мной, бабушка тоже спустилась туда.

– Вай, Фазу, я не знаю, что с тобой делать, если бы я не пришла, ты осталась бы здесь до утра. Сколько раз тебе говорю: прежде чем мечтать и витать в небесах, смотри под ноги, не отрывайся от земли. Быстро наполняй кувшин и домой.

– Бабушка, откуда горы знают мое имя?

– Я им сказала, – улыбнулась бабушка.

– А что, горы понимают наш язык?

– Да, если их сильно любить, они все понимают.

Я шла домой, и внутри меня гремел голос вершин, передающий мое имя друг другу: «Фазу! Фазу!» И этот голос остался во мне на всю жизнь.

В тот день, когда я пошла к озеру, что за нашим аулом, небо было ясное, чистое, только белые облака гуляли по небу, они-то догоняли друг друга, то крепко сливались, будто обнимались, то расходились, как бы характером не сошлись. Я с удовольствием наблюдала их, и вот на моих глазах они начали менять белый цвет на серый, потом на черный. Резко стало темно, и загремел гром. Казалось, вершины гор трясутся совсем рядом, вдали вспыхивала молния, искривлялась огненными ветками, началась гроза, и пошел ливень, будто небо порвалось по всем швам. Навстречу грозе простираю я руки в восторге, и зажигаются во мне все пузырьки, что вздуваются и гаснут на земле, мелкие горошины града жемчугами падают на дно моего сердца, и с каждым мгновением душа становится бездонной. И не бегу я домой, а стою, охваченная этой красотой и буйством. Косички мои прилипли к спине, я снимаю уже водою наполненные мачуял (кожаные тапочки), и мои босые ноги сливаются с орошаемой землей, голова моя до предела откинута назад, восторг мой не помещается в моем сердце и душе, и в этот момент появляется передо мною бабушка, покрытая клеенкой с нашего стола.