Цена добра - [17]

Шрифт
Интервал

Я полна чужими тайнами, не меньше у меня и своих. Мои тайны – как звезды на небе, ими я могу распоряжаться, как хочу. А чужие, доверенные мне буду хранить, беречь, как драгоценные клады. Никто никогда не услышит от меня ни слова… Я считаю, что умение хранить чужие тайны – тоже мужество, а мужество – оно или есть, или его нет – третьего не дано.

Хранимые нами тайны делают нас богаче, загадочней, значительней.

Дайте тайну простую – простую,
Тайну – робость и тишину,
Тайну худенькую, босую…
Дайте тайну – хотя бы одну.

Прошу я устами Е. Евтушенко, хотя сама полна и своими, и чужими тайнами. И я счастлива, что умею их хранить.

Аромат хлеба

Вот идешь ты с мельницы,
Сгибаясь
Под счастливой тяжестью муки,
Глядя в землю,
Пашне улыбаясь,
Всем ее каменьям вопреки.
На закате благостную ношу
Высыпаешь из мешка в сундук,
И мы громко хлопаем в ладоши
И с восторгом вертимся вокруг.
Чтобы в доме нашем был достаток,
Ты на мягкой белизне муки
Оставляешь четкий отпечаток
Тонкой и мозолистой руки.
На муке
Мы оставляем тоже
Отпечатки наших детских рук…
Фазу Алиева

«Хлеб – посох жизни».

Народная пословица

Было время, когда я могла съесть хлеба, испеченного мамой, сколько душе угодно или наесться хинкала, который готовила бабушка в самых разных вариантах. Мы, возвращаясь с улицы, по аромату безошибочно угадывали, что там, на очаге, нас ждет. Вкусные запахи доносились до самой улицы. – Мама печет кукурузные лепешки! – хлопала я в ладоши. И сейчас, вспоминая о детстве, я ощущаю те ароматы. Куда же они исчезли, те волшебные запахи, зовущие нас с улицы домой… Аромат хинкала, начиненный творогом, мясом, чуду с зеленью. Аромат лепешек, пекущихся на раскаленной сковороде без масла. Какие они были вкусные, наешься – еще пальчики оближешь. Помню, как в ауле в каждом доме ценили хлеб. Даже малюсенький кусочек хлеба не пропадал, если случайно упадет крошка, ее поднимали. Нам внушали, что землю, которая дает хлеб, и хлеб, на котором держится жизнь на земле, надо любить и беречь. Сам Аллах велел нам это.

Держу в руке кусочек хлеба,
Он мягче пуха, ярче дня, —
Сошлись в нем и земля, и небо,
Он слов понятней для меня.
Кусочек хлеба! Годы, годы
В его слоистости видны.
В его изгибах – горы, горы
Моей родимой стороны.

На Коран нельзя класть даже перышка – это грех; единственное, что можно положить на Коран, – это хлеб. Если человек делает намаз, его нельзя прерывать, если даже рушится стена, единственный случай, когда намаз можно остановить, если человек увидел, что горит хлеб; сразу надо бежать и тушить огонь. Сызмальства нам внушали, что, если человек, увидев кем-то брошенный хлеб, пройдет мимо, его ждет возмездие – голод.

Мы так и росли с любовью и уважением к хлебу, научились ценить даже крошки. И каждый раз, когда я держу в руках хлеб, вижу своих односельчан в разгар посевной поры:

И вижу руки их в мозолях,
Мольба крестьянская слышна:
«Сто зерен да взойдут на поле,
Взойдут из одного зерна!»

Прошли годы, мы, как окрылившиеся птенчики, покинули отцовский дом и родной аул. И заложенный в нас фундамент – целомудрие, любовь к родной земле, умение ценить хлеб, человеколюбие и трудолюбие – мы взяли с собой; среди всех этих ценностей был, конечно, и тонкий аромат маминого хлеба.

Я вспоминаю этот аромат, которым дышит каждая моя клеточка. Но эти ощущения стали другими, ведь недаром говорят, что воспоминание о лучшем делает настоящее грустным. И мне становится печально: где же он, тот аромат маминого хлеба? Даже в хлебных магазинах нет того аромата. Что же изменилось? Не знаю! И я все продолжаю мечтать, хочется вновь ощутить и почувствовать аромат хлеба, который я в детстве пила, как родниковую воду…

Уже в конце весны в селе начинали заготавливать топливо на зиму, поэтому и нас мама посылала в горы собирать кизяк, за горой располагался небольшой лес. В тот день меня послали собирать высохшие ветки. В дорогу мама положила мне хлеб и сыр. И вот что со мной приключилось:

Мне предстояло в дальний путь идти,
Я хлеб взяла, что мама испекла мне.
Я съела хлеб тот, пройдя малый путь,
Выбрасывая корки, словно камни.
Домой обратно довелось идти.
И путь назад нелегким был и горьким,
Как жадно мне пришлось искать в пути
Когда-то мною брошенные корки!
О хлеб! Круговращенье года,
В тебе, в обыденном на вид,
Все то, что сделано народом
И что народу предстоит.

Во мне шумят реки и речки

Река Койсу, камни дробящая вода,
Веками здесь ревет в кольце скалистом,
И тишиною здесь не пахло никогда,
Настолько водопадный шум неистов.
Таким привычным этот шум для слуха стал,
Что если станет тихо в этом месте,
Оглохнут тучи и вершины скал,
Сама река и я с рекою вместе.
И разлетятся в ужасе орлы,
И затоскуют в ближних саклях люди.
Здесь, где кипят речные русла, как котлы,
Пускай и часу тишины не будет.
Фазу Алиева
«Капля воды обладает всеми свойствами воды, но бури в ней не увидишь».
Р. Эмерсон

Говорят, что ты, моя земля, мала. Но если не думать о ее размерах: длине, ширине и других параметрах, лишь сосредоточиться на ценности каждой крупинки земли, то можно смело сказать, что земля – это «вкрапленное в алмаз» море. В ней есть все, о чем бы мог мечтать человек. В ней могучие горы, внушающие человеку мужество и верность, умение переносить и холод зимы, и жар лета. В ней речки, рожденные от любви солнца и льда, речки с кристальной чистотой, стремящиеся друг к другу, чтобы, соединившись, становиться сильнее и выносливее. Сколько всего приходится преодолевать этим безымянным речушкам на своем пути! Сколько раз, ударившись о могучие скалы, они рассыпаются на капельки. Каждая капля обладает той же целеустремленностью, что и речка, рожденная изо льда. Капля с каплей соединяются и стремительно бегут, рождая свою песню, не похожую ни на какую другую. И я с малых лет вместе с ними пою эти песни горных речушек. Где-то на пути эти малютки-речки сливаются друг с другом, становятся сильными, и уже не отличишь, какая вода из какой речки. Соединившись, они становятся уверенными в себе. Теперь слух их становится острым и чувствительным, они слышат зов других речек, зовущих их к воссоединению, и бег ее становится быстрым и отчаянным, цель – определенной, а песня – осмысленной. И мечта исполняется – из сотен маленьких речушек образовалась могучая река. У нее уже своя песня, звонкая, мятежная, возвышенная, ей нипочем ни камни, ни скалы; она не осторожничает, замедляя свой бег, и успокаивается, только приблизившись к своей цели – морю…


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.