Цена человека: Заложник чеченской войны - [9]

Это прежде всего означало, что мы не можем рассчитывать на освобождение минимум месяц. Как правило, организаторы таких похищений не подавали в первые недели никаких признаков жизни. Они не выдвигали никаких требований и условий, молча отсиживались и следили за реакцией Москвы: смотрели все выпуски новостей по всем доступным телеканалам, слушали российское радио, «зондировали» по своим каналам неофициальную информацию, собирали слухи. Они немного побаивались официальных масхадовских структур, которые могли прознать о месте заточения заложников, а затем попытаться освободить их силой или предъявить какие-то жесткие требования. Хотя до этого вряд ли дошло бы: наверняка у них и там все было «схвачено» – сидел в силовых органах Чечни свой хорошо оплачиваемый информатор. Поговаривали даже, что сам вице-президент – «молсовхозовский» Ваха Арсанов – крышует «бизнес» своих односельчан и родственничка. Короче говоря, при трезвом взгляде на ситуацию у нас не могло быть надежды на скорое и безобидное освобождение. Прекрасно вооруженная долинская группировка отличалась бескомпромиссной и безапелляционной тактикой. Никакими угрозами, ультиматумами и просьбами их было не пронять!

Рассказывали, что как-то раз в поселок приехал сам президент Аслан Масхадов. Приехал со своими людьми специально, чтобы потребовать от местных боевиков прекратить преступную торговлю людьми и в частности журналистами. Он пытался объяснить, какие политические и идеологические последствия влечет такого рода занятие для независимой Ичкерии. Но местные и слушать его не захотели. Дошло даже до стрельбы поверх голов охраны президента. Бандиты кричали, что они не у Масхадова требуют выкуп за заложников, а у Москвы, убивавшей и калечившей их семьи. Кроме того, никто не может указывать чеченцу, как жить и каким способом зарабатывать деньги, а в силу неписаных местных правил этого не может делать другой чеченец, даже если он президент…

Возможно, звучит банально, но все же повторю: не поленитесь узнать побольше об обычаях, нравах и национальных особенностях людей, с которыми вам предстоит общаться. И лучше, если вашим советчиком будет представитель именно этого народа: вы можете не быть в курсе его многовековой истории и особенностей фольклора, но знание того, как здороваться и заходить в чужой дом, может избавить вас от неожиданных проблем.

«Когда вы фотографируете людей в зоне боевых действий и других страшных местах, помните: а) чувство юмора очень помогает, даже если этот юмор – черный; б) верите вы или нет, но у людей тут есть занятия поважнее, чем таскать ваше оборудование; в) вы здесь, потому что так захотели, а они – нет; г) вы можете отсюда уехать, а они – нет».

Брюс Хейли, фотограф

Существовала еще одна причина, удерживавшая в тех условиях официальные власти Чечни от крайне жестких силовых решений. В обществе, разделенном по тейповым (родовым) признакам, любые подобные действия могли бы привести к резкому внутригражданскому противостоянию, которое тут же активно стало бы подогреваться извне. Масхадов это прекрасно понимал, у него свежи были в памяти события лета и осени 1994 года, когда Москва исподволь оказала военную поддержку оппозиции Дудаева, а затем отказалась признать своими российских офицеров, взятых в плен с военной техникой. Масхадов, в отличие от нынешнего главы Чечни Рамзана Кадырова, получившего полный карт-бланш Кремля, был зажат жесткими экономическими и политическими санкциями, которые установила ему Москва с самого момента вывода войск с территории Чечни осенью 1996 года.

Не лишним будет отметить также еще одну особенность национального менталитета. Облеченный властью чеченец, получив приказ открыть огонь по похитителям людей, хорошенько подумает, прежде чем нажмет на курок: зачем наживать себе кровника, тем более из-за какого-то там приезжего журналиста?..

Не помню, как долго я сидел при лениво и безразлично мерцающем огоньке лампы, уставившись на банальный школьный штамп в учебнике природоведения. В какой-то момент я медленно выпал из окружающей реальности. В полутьме я неторопливо листал страницы учебника, и передо мною урывками вставали эпизоды из школьной поры. Вот мама собирает меня в первый раз в школу. За окном прохладно, покрапывает дождик, и я чувствую магазинный запах первой своей школьной формы. Я долго пытаюсь самостоятельно застегнуть пуговицу на рукаве костюмчика – аж пальцы немеют, – но не получается. Тогда мама хватает мой рукав и быстро решает проблему. Первый раз на мой первый урок повел, крепко взяв меня за правую руку, будто боялся, что я ускользну и убегу, старшеклассник, а не старшеклассница, как полагалось по сценарию. Не знаю, то ли девушки мне не хватило, то ли перепутали там чего… Теперь я, бывший школьник и студент, сидел в заложниках с учебником из прошлого: все, что со мною было, стало «до». Я пролистал «Природоведение» еще раз, вырвал лист со штампом и аккуратно сложил его под стельку кроссовки, задвинув обрывок к носку. Сам учебник я положил обратно точно так, как он лежал, и медленно, чтобы выдвижной ящик не заскрипел, задвинул на место. Ностальгические школьные воспоминания и мрачные мысли о превратностях судьбы вконец сокрушили меня, и я, кажется, заснул.