Цемент - [51]

А женщина протягивала к нему руки, и по обвислым щекам ее искорками ползли слезы.

— Сергей Иваныч… голубчик!.. Ведь вы были когда-то близки нам… Что вы делаете? Неужели это вы, Сергей Иваныч?

Стараясь быть невозмутимым и суровым, Сергей сжал до хруста в суставах винтовку и резко, со звоном в мозгу сказал, глядя мимо Чирского:

— Да, мой отец подвержен той же участи, что и вы. Так же, как и вы, он будет выдворен из дома и больше в него не возвратится.

И когда он сказал эти слова, стало вдруг легко, и человек, стоявший у стола, показался смешным в своем прошлом чванстве и важности.

— Так, так… Вы научились быть достаточно свирепым… Поздравляю!..

Даша нашла большую жирную куклу с совиными глазами и желтой шерстью на голове, улыбнулась и шагнула к девочке.

— Ах, какая замечательная кукла!.. Вот она бежит к тебе, крошка, — соскучилась… Какие вы славные обе!..

Она поставила куклу и повела ее, как живую. Девочка обрадовалась и схватила куклу в объятия.

Женщина злобно крикнула:

— Нина!.. Не смей!.. Ты видишь, они не стыдятся брать у тебя последнюю рубашонку… Брось им эту дрянь!..

А девочка, цепко прижимая куклу, бросилась на диван и закрыла ее своим тельцем.

— Моя кукла… моя!.. не дам!..

Даша нахмурила брови.

— Мадам, как вам не стыдно!..

Савчук сопел и ворчал. Он вытирал пот и волком глядел на людей и вещи.

— Вот идоловы души, сколь напхали!.. Такая работа хуже бондарного цеха… Будь оно проклято, сподручней работать на бремсберге…

Даша подошла к Глебу и деловито доложила:

— Все   переписывается,   Глеб.   Изъято   все, что надо…  Из белья и одевки оставлено на две смены… Я решила изъять картины и книги (ох, этих книг, как черепиц на крыше!). Книги утром учтет и припечатает наробраз.

— Хорошо. Все остальное оставить на месте. Караул в два человека. Кончайте!

— Да мы уже кончили. Ожидаем подводы.

И Даша отошла с лицом строгой хозяйки. Глеб отвел Сергея в сторону.

— Где дом твоего старика? Я пойду к нему в гости.

Сергей не мог понять — шутил ли  Глеб или издевался над ним. Он смущенно вскинул ремень винтовки на плечо.

— Я могу пойти с тобою, товарищ Чумалов: отсюда недалеко.

— Нет, тебе не годится, товарищ Ивагин. Старику будет тяжело.

Сергей крепко пожал руку Глеба и отвернулся.

В звездном рассвете голубели дома. С гор сугробами валились лавины тумана, и над заливом дымилась фиолетовая марь. Зачирикали утренние воробьи. И в стальном сумраке гор очень далеко и очень близко блуждали, гасли и опять зажигались таинственные факелы.

По верхней  улице, размеренно  отбивая  шаг, походным  порядком, в щетине штыков, плотными рядами шли красноармейцы. Шли они, должно быть, многими колоннами: необъятный шорох рокотал всюду — и над городом, и в пролетах домов, и по камням мостовой с хрустальным перезвоном  катились телеги. Красная Армия, поход, боевая работа… Ведь это было так недавно! Родные ряды! Шлем Глеба еще не остыл от огня и походов. Лязгают штыки, сплетаясь в стройном движении.  Почему  он, военком, здесь, когда место свободно в этих рядах?..

Широким шагом, задыхаясь от волнения, он торопился к щтыкастым рядам, чтобы коснуться их упругого стройного потока и отдать им привет красного солдата. Но ряды оборвались и растаяли за углом, только двое красноармейцев один за другим, размахивая винтовками, догоняли товарищей.

2. Человек на подножном корму

Глеб вошел в открытую калитку сада и увидел не то, что видел в других домах. Мехов а стояла перед кучей одежды, тряпья и улыбалась. Громада и Лошак один за другим выносили охапками вещи и книги. У открытого окна стоял веселый старик и живо говорил:

— Всё, всё!.. Очень прошу, друзья! Вся эта дрянь приобреталась человеком для того, чтобы жизнь свою свести к одной точке. Это собирание жизни происходит до того момента, пока не наступает смерть, то есть такое состояние, которое отрицает все три измерения. Это и есть тот идеал, который выражается абсолютной нормой — нулем. Не правда ли, друзья, как это любопытно, занимательно и весело?..

Мехова издали смотрела на Глеба странно большими глазами.

— Погляди, Глеб, на этого удивительного чудака. Это — отец нашего Сергея. Человек, который может сказать больше, чем обыкновенные люди. Если бы ты видел, с каким восторгом он встретил нас!

А сама вздрагивала от утренней свежести и вызывающе ласкала его глазами.

Мимо Глеба военной походкой прошел однорукий человек с орлиным носом и непомерно маленькой верхней губой. На ходу он оглядел Глеба и зашагал к калитке.

— Гражданин, прошу возвратиться.

Однорукий быстро сделал кругом марш.

— Вы — кто такой?

Однорукий стоял перед Глебом в напряженной готовности.

— Дмитрий Ивагин, бывший полковник, а теперь гражданин Советской республики. Старший сын этого старца и единственный брат члена РКП, Сергея Ивагина. Нужны документы?

— Оставьте при себе документы. Ваша комната будет обыскана. Прошу остаться.

— Мой угол — в квартире отца. Все уже вдребезги очищена Но мои карманы остались неприкосновенными. Угодно?

И в холодных глазах неуловимо играла насмешка.

— Можете идти.

Глеб тревожно следил за ним до самой калитки и раза два порывался вернуть его, но почему-то не решился.