Целитель - [24]

А глаза-то у мужика испуганные. Впрочем, в ордене, Альмод привык к таким взглядам. Чистильщиков считали вконец зарвавшимися типами вовсе без царя в голове. Поди пойми, что от них ждать. И вовсе не зря считали. Знание, что можешь отправиться к Творцу в любой момент, прибавляет смирения лишь людям вроде матери Ульрики, тем, кто не от мира сего. А тем, кто привык драться за свою жизнь, лишь прибавляло желания ловить каждый миг, точно последний, и брать то, что хочется, не оглядываясь на последствия. Оказывается, Альмоду не хватало здесь и этих взглядов.

А еще ему не хватало столицы. Разноцветных огней над университетом и королевским дворцом. Вечного потока людей, для которых он был лишь еще одной песчинкой, особенно если снять брошь чистильщика. Книжных лавок — в Мирном книги имелись лишь у матери Ульрики. Точнее, книга. Священное писание, конечно. Уличных музыкантов — многие из них были очень хороши — и менестрелей, которых приглашал университет, заботясь о всестороннем развитии школяров и тех, кто готов заплатить. Не хватало премьер в королевском театре — Альмод снова усмехнулся, ведь в Мирный даже ярмарочные скоморохи не доезжали. Выпивка да драки — вот и все развлечения. Да службы в часовне. Тоже, к слову, сгоревшей.

Только выходило, что гнить ему тут и дальше. Как ни велика была столица, слишком много там оставалось тех, кто мог бы узнать Альмода. Командира отряда чистильщиков по прозвищу Заговоренный. Бретера. Завсегдатая королевского театра. И если пустым и даже простым одаренным можно было бы подчинить разум и заставить забыть «мертвого» знакомого, то с чистильщиками так не получится.

Творец милосердный, как же он сам загнал себя в этакую ловушку?

Он тряхнул головой, отгоняя сожаления. Нытье ничего не вернет. Он закончит здесь то, что начал, раздаст долги — всем, включая Хродрика — и подумает, куда податься. Не столицей единой. Есть Белокамень, огромный вольный город, подчинявшийся его величеству лишь по грамотам, а на деле всем там заправлял купеческий совет. Вот занятно будет повстречать там давних знакомцев. Есть Дебрянск, вокруг которого когда-то и в самом деле стояли непролазные дебри. Сейчас от этого города начинался речной путь и в северные, и в восточные земли. В Дебрянске, кроме купцов, все больше становилось и ученых, собиравших крупицы чужеземных знаний. Поговаривали, что и там скоро откроется университет, двух на огромную страну становилось явно маловато. Но слухи на то и слухи, что непонятно, сбудутся ли.

Есть Солнечный, хоть и небольшой… впрочем, нет. В последний раз они с наставником расстались если не врагами, то очень близко к тому. Хотя было бы забавно заставить того забыть некогда любимого ученика.

Словом, было о чем подумать чуть позже. А пока нужно заняться насущными делами.

* * *

От его дома действительно не сохранилось ничего. Остатки бревен уже раскидали и утащили. Если какие-то сундуки и сохранились — горшок с обеззараживающими кристаллами Альмоду принесли, правда, он тогда не удосужился спросить, сами ли нашли, или хозяйка отдала — то теперь от вещей не осталось и следа. Угадать, где стоял дом, можно было только по кругу, сложенному из камней — там когда-то был очаг по центру общей комнаты.

Альмод окликнул мужика, что вел в поводу лошадь, тащившую волокушу с отесанными бревнами. Дескать, не знает ли он, где вдова, что здесь жила?

Тот глянул настороженно — Альмод про себя удивился, с чего бы — и сказал, что если не у родичей в домах, оставшихся относительно целыми, то, значит, вместе со всеми за стенами. Там, где пока шалашей понаставили. Харальд, дескать, обещал поставить пока один большой дом на всех, а там уж потихоньку отстраиваться будут.

Альмод мысленно ругнулся. Мог бы и догадаться, что никто не будет бесконечно сидеть на пепелище и рыдать. Как-то начнут обустраиваться.

Лагерь оказался сразу за частоколом. И выглядел он куда лучше, чем Альмод предположил поначалу. Да, шалаши, но не пахнет ни дерьмом, ни тухлятиной. Выстроено не вплотную к частоколу, а чуть поодаль, на пологом склоне, заросшим молодым леском. Сейчас даже пней не видно, повыкорчевали. Добрые бревна, похоже, уволокли в город, а амбарник пустили на нужники, вон те будочки с подветренной стороны ничем другим быть не могут. Потому особо и не воняет. Готовит, похоже, каждый сам для себя, у каждого шалаша свое кострище. Кое-где вместо веток — кожаные пологи, интересно, кожи удалось спасти или уже заново кое-как выделали? Скорняков в Мирном до пожара было аж трое, хоть один да должен был выжить. А вон то, на верхнем краю лагеря, тоже наспех сколоченное из амбарника, — уж не Хродрика ли временный дом?

Альмод пробирался между шалашами, между делом подсчитывая кострища. Выходило, что здесь было от силы человек сто пятьдесят. Пусть еще сотня вместилась в десяток оставшихся домов и трактир. И еще сотня — разбрелась по участкам. А до пожара в Мирном жили почти тысяча. Дюжины две, возможно, решили вернуться в более обжитые места. Едва ли больше — убраться отсюда могли лишь те, кто действительно поймал за хвост удачу и разбогател, добираться до Мирного было долго и дорого. Так осталась в городе Линн, женщина, сдававшая Альмоду угол — мужа задрали волки, когда он был один на участке, искать пошли лишь, когда он не вернулся в город в оговоренное время. Нашли обглоданные кости. А уехать ей с годовалым сыном было не на что.