Целитель - [28]

Войтович отключил связь, настроение испортилось. Даже про сына и не спросила ни разу… сука болтливая. Она перезвонила сама:

— Извини Костя, я слушаю.

— Про сына бы лучше спросила, чем всякую хрень молоть.

— Извини, Костенька, как наш сынок, как Сережа, помог ему доктор? Наверное, надо было в Германию ехать, там врачи лучшие, ты же знаешь это прекрасно. Мы бы денег не пожалели, только бы сынок стал здоровым. Мы же все для него готовы сделать…

— Заткнись, — оборвал ее муж, — Сережа здоров, своими ногами ходит.

Он отключил телефон совсем. Как только земля таких балаболок на себе держит.

— Мама опять много говорила? — спросил сын.

— Ничего, Сереженька, ничего… она же твоя мама, волнуется. Вырастешь, станешь жениться — проверь подругу на словоблудие.

Он улыбнулся и обнял сына. В Москве связался с министром здравоохранения:

— Я в Н-ске был, ездил в Пороги к доктору Сибирцеву. Сын у меня инвалид, ДЦП, сам не ходил, теперь ходит и здоров полностью. Сибирцев врач и хирург, он не академик, он от Бога. А ты, говорят, на местного руководителя облздрава наехал… Со мной к Сибирцеву Карамзин летал, он тоже считает твои действия неправильными, с Президентом дружит… Позвони в Н-ск и извинись, если работать хочешь, конечно. Извлекай выгоду в том, что Сибирцев в России живет, а не в Штатах или в Европе.

Войтович не стал дожидаться ответа, понимая, что с ним согласятся. Он уже думал о другом — в Североянске был когда-то аэропорт местных авиалиний и его надо вернуть к действию, тяжело тащиться на машине четыреста километров. И вышку сотовой связи в Порогах поставить… Войтович связался с губернатором.

Самохина убрала в сейф оставленные на столе семь миллионов рублей, сообщила Сибирцеву о деньгах.

— Ты их официально не проводи, будем считать, что сожгла, — посоветовал он, — жизнь такая. Загубил меченый страну, а мог к тому же рынку прийти только под контролем государства, превратил демократию во вседозволенность. Вот его плод — наша деревня, ранее процветающая с тракторами, машинами, комбайнами, фермами… А сейчас что? Одна пилорама да куча домов пустующих. Депутат с олигархом семь миллионов на стол бросили — не возьмешь: сожги. А попроси их на здравоохранение по одному рублю в месяц перечислять — удавятся.

Самохина смотрела удивленно на зятя, не понимая, что происходит с ним, спросила:

— Так зачем принимали их?

— Я не их принимал, я помогал Кириенко. Медицинская помощь здесь вторична.

Сибирцев не стал вдаваться в подробности. Теща перевела разговор на другую тему:

— Мама Анина, Виктория Михайловна, без работы. Может ее к нам вместо тети Гали взять?

Егор понял, что женщины уже обговорили этот вопрос, и Тоня почему-то не захотела спросить его. Соображает, улыбнулся он. Ответил:

— Семейный бизнес — дело хорошее, но не возьму, — сказал он, как отрезал. — Во-первых, тетя Галя меня вполне устраивает, трудится хорошо и ей тоже надо где-то зарабатывать себе на жизнь. Во-вторых, Андрей с Аней на работе, пусть Виктория Михайловна им еду готовит. Тоня тоже не ишак всех кормить. Дети пойдут, водиться надо или опять все на Тоню? Вороновым денег за глаза хватит, а вот снегоход подарить — дело хорошее, подарю. И карабин можно купить, нужная вещь.

Клавдия Ивановна опустила глаза, Егор понял, что ей стало стыдно за свою просьбу. Вряд ли сама хотела — уговорили. Надо присмотреться к Вороновым — желание крепостной стать княгиней: редкость на Руси.

Виктория Михайловна получила ответ, оставшись недовольной.

— Я хуже Гальки что ли, почему Егор меня взять на работу не хочет?

— Вика, я же объяснила тебе, что Галина здесь ни при чем. Аня весь день на работе, супы варить некогда. Тебе трудно детям помочь?

— Не трудно, Клава, мне не трудно, но ты же обеды не готовишь, Тоня все делает.

— Тогда пусть Аня дома сидит, еду готовит, а тебя на работу возьмем.

— Че это она дома будет сидеть? — фыркнула Виктория, — Аня — девушка с медицинским образованием, не то что твоя Тонька. Не развалится, может и на нашу семью приготовить, и с детьми поводиться, когда Аня родит.

Клавдия вышла из дома во двор, решив не ссориться и не отвечать — все равно не поймет. Виктория посидела в ее доме, не дождавшись, ушла. Дома все рассказала мужу. Он возразил:

— Вика, Егор правильно говорит — придут молодые домой с работы и пожрать нечего.

— Много ты понимаешь… Егор как раз ничего и не говорит, это Клавдия воду мутит, хочет, чтобы только ее Тонька в фаворе была. У меня Аня с образованием, а Тонька недоучка, могла бы на всех еду готовить.

— Ты сдурела, Виктория… Тогда ты Клавдии обеды готовь, у ней образования побольше, чем у тебя.

— Разбежалась… Я свою дочь выучила, а Клавка нет… примазалась к доктору и права теперь качает. Ничего, я всех на место поставлю. Буду балакаться на место Румянцева. Я родственница Егора, его все уважают и народ за меня проголосует. Хватит Румянцеву деревней править, теперича я буду.

Муж рассмеялся от души:

— Балакаться она будет… Баллотироваться, дура. И никто тебя не выберет Главой поселковой администрации с твоими восемью классами образования. Из тебя руководитель — как из меня космонавт. Сиди дома и помалкивай, суп вари. Родственница нашлась… седьмая вода на киселе. Тебя на работу взять, так вся больница грязью зарастет, только и умеешь, что по деревне ходить, да языком молоть. Родственница она, — распалялся Евгений, — всю нашу семью перед Самохиными опозорила. Дома сиди, а станешь шастать по соседям — вломлю так, что синяя станешь. Понятно, — крикнул он, ударяя кулаком по столу.