Цели и средства - [15]

— Папа! А это кто?

— Это… хм.

Смит чуть дернул головой – скосил глаз на Рема.

— Это хороший человек. Вместе с мамой в Хогвартсе работает.

— Ого! – Дора поставила на плед высушенные кроссовки и с интересом посмотрела на Смита. – Рем такими словами не разбрасывается. Быть вам теперь Хорошим человеком, Эван!

Эван Смит и похмелье во чужом пиру

— Эван, мне нужен аконит.

Смит потянул носом и поморщился.

— Похмельное зелье тебе нужно.

— Это утром, – печально кивнул Всеслав. – А пока аконит.

Смит накинул куртку, хлопнул по карману, проверяя, на месте ли ключи от лаборатории: комбинация из заклинаний и маггловских замков была надежнее, чем просто чары.

— Пошли. Твое счастье, я сварил целый котел. Какого хрена ты напился за неделю до полной луны?

Смит не знал, причем здесь хрен, но так часто слышал это выражение от Всеслава, что был уверен в его уместности и в том, что в ответ его пошлют на все то же несчастное растение.

— Питер уехал, – вздохнул оборотень.

Так, вместо ругательств его ждут пьяные откровения, и неизвестно, что хуже. Смит ускорил шаг.

Питера, молодого улыбчивого сторожа, провожали днем всем заповедником, весело, со всеми неприличными шутками, на которые только могли вдохновить молодожены. К счастью, жена Питера, хорошенькая продавщица, ни слова не понимала по–немецки.

Всеслав вроде шутил и веселился вместе со всеми, а к ночи пришел, благоухая вином. Спасибо, что не чем покрепче, иначе аконит вряд ли помог бы.

Смит отпер лабораторию, нашел чистый стакан, щедро плеснул туда аконита и протянул Всеславу. Тот угрюмо молчал.

— Что ж он уехал? – не выдержал Смит. – Дружба дружбой, а табачок врозь?

— Много ты в дружбе понимаешь, – буркнул оборотень. – Анике здесь оставаться вредно для здоровья, а дети пойдут, куда их – к тебе в класс, что ли, гадюка сипатая? Ему работу хорошую предложили, денег на Дурмштранг хватит.

Всеслав выглотал аконит, со стуком поставил стакан на стол.

— Он хороший парень, так что молчи.

Смит хмыкнул.

К Всеславу все относились ровно – в заповеднике хватало публики похуже, чем оборотень, задравший по молодости браконьера в лесу. Особой жалости по поводу браконьера, кажется, никто не испытывал – чего жалеть человека, который собирался забрать молодняк, потому что у подпольных изготовителей палочек их сердечная струна ценится выше, чем от стариков. Куда больше сочувствия вызвал Всеслав, которому грозило заключение в Нурменгарде. Как удалось выкрутиться, Эван не знал. Уверен был, что не обошлось без вмешательства прежнего директора, но в подробности его, разумеется, не посвящали. В результате Всеслав остался в заповеднике, где и работал сторожем уже лет сорок. Питер поступил под его начало три года назад, когда завалил экзамены в школу авроров и в поисках романтики отправился «la mama dracului», как с удовольствием рассказывал потом за общим столом. Смит, честно говоря, всегда удивлялся, что общего у вчерашнего выпускника с шилом в заднице и стареющего оборотня, но Питер с первого дня словно прилип к Всеславу. Наверное, все та же романтика: новоиспеченные друзья тягались по горам вокруг заповедника даже в свободные дни, Питер учился красться, маскироваться, следить и нападать, а вечерами с восторгом рассказывал о своих успехах. Из полезных, по мнению Эвана, знаний Всеслав учил его различать и собирать травы – в редких растениях он разбирался получше Дрэджеску. Теперь Питера берут работать в министерский дендрарий, а его учитель зальет расставание сливянкой и будет дальше гонять браконьеров и случайных магглов от границ питомника.

— Хороший парень, – согласился Смит. – У многих хороших парней есть замечательная способность дружить с нужными людьми, и ровно до тех пор, пока они нужны.

— Это я, что ли, нужный человек? – переспросил Всеслав. – Нужнее не бывает, оборотень в розыске.

— И тем не менее, именно ты помог ему получить новую работу, а там он уже подружится с новыми нужными людьми, – не отступал Смит, на всякий случай удобнее перехватив волшебную палочку за бортом куртки. Но Всеслав неожиданно улыбнулся.

— Не у всех оно одинаково, Эван. Ему в самом деле интересно было, он же как щенок – то ему покажи, это, все в новинку, леса не знает, гор не видел. Вот я и учил его. Ему тоже несладко было уезжать, он мне там работу нашел, чтоб мы вместе поехать могли.

Всеслав замолчал. Смит откашлялся.

— А почему тогда ты не поехал? – негромко спросил он.

Всеслав посопел, двинул стакан по столу.

— Плесни мне еще этой дряни. Плохо мне там будет. Ты тот дендрарий видел? Три грядки, пять кустов, только для работы. И поселочек рядом, а через дорогу уже маггловский санаторий. А здесь все‑таки простор… – Он взял стакан и, глядя в него, добавил: – Да и Аника меня побаивается…

Снова повисло молчание. Всеслав стоял у окна, глядя в темноту. Смит переставлял с места на место бутыль с аконитовым зельем и думал, что, уезжай Питер сегодня, он провожал бы его по–другому.

— Слав, – проговорил он наконец в сгорбленную спину. – Ты знал, что так будет? Ну послал бы тогда этого щенка, пусть бы он к Дуйме приклеился и таскался б с ним, сувениры из драконьего зуба резал, тоже интересно. Было бы спокойнее.