Цель номер один. План оккупации России - [231]

На деле просто сильного и просто слабого пола нет, а каждый из них в чем-то может быть посильнее другого, а в чем-то послабее. И эта скромная и примиряющая формулировка ознаменовала собой революцию, можно сказать, космического масштаба, особенно если учесть, что мы живем в эпоху спорта: ведь и спортивные рекорды женщин ныне лишь немногим уступают мужским. Выходит, каждый пол в каких-то качествах превосходит другой, но не сильно. И в итоге вместо ходульных образов «мужского» и «женского» вырисовывается несравненно более тонкая картина половых различий в человечестве, да и гораздо более интересная – как подлинная жизнь всегда бывает интереснее самых хитроумных схем.

Поэтому самое ценное в «гендерной революции» – это углубление самопознания человечества, приводящее к ломке социальных стереотипов. А стереотипы эти подчас чудовищны. Так, Ницше (а вслед за ним и многие другие, в том числе Гитлер) утверждал: женщина с радостью покоряется сильному и презирает слабого. А в жизни часто женщина осознанно встает на сторону слабого и гонимого – как из чувства справедливости, так и затем, чтобы отстоять свое право на выбор. Ницше тут не виноват, такова богатая псевдофилософская традиция.

Или, скажем, принято считать, что мужчина несет в себе активное начало, а женщина – пассивное. Так думали не только европейцы. И у китайцев есть концепция стихий «ян – инь» («ян» – это стихия мужская, солнечная, сухая, теплая, активная, а «инь» – женская стихия, соответственно лунная, влажная, холодная, пассивная). А в жизни? Кого больше среди участвующих в митингах, культурных и прочих мероприятиях? Конечно, женщин. А значит, именно женщины – существа активные… Да ведь и всегда так было, у женщин выше интерес к новостям, к событиям или хотя бы даже просто к сплетням. Только реализовать свою природную активность женщины могли в установленных (чаще мужчинами) рамках и не всегда достойным образом. А господствующее патриархальное сознание с фанатичным упорством не замечало этого женского качества, как не замечало оно и многого другого: врожденного стремления женщин к подвигу, заложенной в них жажды быть полезной людям (или хотя бы своей собачке), воли, хладнокровия, упорства в достижении цели и т. п. А мужчины, встретившись с такими качествами, каждый раз удивлялись: надо же, женщина, а по силе духа как мужчина! Скажем, Иван Франко поражался мужественным стихам Леси Украинки. Сравнивая бодрую поэзию этой хворой женщины с упадочническими писаниями современных ей поэтов и прозаиков-мужчин, Франко говорил, что Леся – едва ли не единственный мужчина на всю тогдашнюю Украину.

Вот почему движение за эмансипацию, как это ни парадоксально звучит, есть борьба женщины не только за свои социальные права, но и за подлинную женственность – такую, какая она есть от природы, а не какой ее хотел бы видеть кто-то со стороны. Женщины в XX столетии, добившись максимально возможного юридического равноправия, не только не утратили исконные женские качества, но, наоборот, в полной мере раскрыли многие из них. Они показали человечеству, что природная женственность, помимо нежности и заботливости, оказывается, включает в себя ответственность, исполнительность, умение настоять на своем, агрессивность, наконец. (Это просто о том, что заложено в женщине, безотносительно к тому, хорошо это или плохо.)

Вообще женское движение в истории – вещь довольно мистическая, то есть не вполне поддающаяся рациональному объяснению. Например, «почему-то» после «галантного» XVIII века началось движение женщин за право на образование; в XX столетии – за право на труд. Говорят, «гвоздем» XXI века станет решающее участие женщин в политике. Словом, феминистское движение – это не какая-то блажь женщин, не нашедших семейного счастья, а (если отбросить его крайности) глобальный процесс, синхронно затронувший все человечество и идущий непрерывно уже несколько столетий.

Но и о крайностях сказать несколько слов стоит. В ряде стран Запада феминизм принял такой оголтелый характер, что в униженное положение попали уже мужчины. Активистки феминизма представляют мужчин такими чудовищами, которых следовало бы возможно скорее извести под корень. В США приняты такие суровые законы о наказаниях за сексуальные домогательства, что чуть ли не любой мужчина за невинную шутку может быть приговорен к крупному штрафу, а то и получить тюремный срок. Мужчина, например, показал секретарше учреждения банан, что та восприняла как нехороший намек. По ее жалобе было проведено расследование, и доказательство оказалось налицо: кожура банана в мусорной корзине. Виновный отделался штрафом в несколько тысяч долларов. Многие связывают с таким размахом агрессивного феминизма и быстрое распространение гомосексуализма среди мужчин. Подробнее об этом можно прочитать в книге Александра Никонова «Конец феминизма. Чем женщина отличается от человека» (она есть в Интернете).

Но нам важнее разобраться в судьбах женского движения в России. Мы сами плохо осознаем, что российское общество исторически сложилось в достаточной степени матриархальным в отличие от большинства других, традиционных, патриархальных обществ. Это может показаться странным, поскольку русская культура поверхностному наблюдателю представляется обычно ярко выраженной патриархальной. Ведь ей никогда не была присуща куртуазная традиция (изысканно вежливая, учтивая рыцарская поэзия с культом служения даме и пр.), на которой взросла европейская цивилизация. На самом же деле куртуазностъ как раз висит гирей на европейских женщинах в их попытках доказать свою стопроцентную принадлежность к человечеству, поскольку основывается как раз на концепции принципиального неравноправия полов. Российская же аскетически-героическая традиция всегда видела идеал взаимоотношений мужчины и женщины в подлинном высоком товариществе, что нашло прекрасное выражение в словах русской советской песни: «Дан приказ – ему на запад, ей – в другую сторону…».