Царствование императора Николая II - [238]

В обывательской массе - но отчасти и в армии - начинало проявляться недовольство союзниками. Возникла весьма популярная формула: «Англия и Франция решили воевать до последнего русского солдата». Ген. Нокс отмечает в то же время, что не кто иной, как ген. Лебедев, ген.-квартирмейстер западного фронта, говорил ему самому (в октябре 1915 г.): «История отнесется с презрением к англичанам и французам, которые месяц за месяцем сидят, точно кролики, в своих норах, оставляя на России всю тяжесть войны».

Подобное ощущение, только в противоположном смысле, видимо, было и у французов: в декабре 1915 г. ген. Жоффр говорил ген. Жилинскому: «Войну ведет только одна Франция, остальные только просят у нее содействия».234

Осенью 1915 г. в царскую Ставку прибыл известный французский политический деятель Поль Думер, впоследствии президент республики; он настаивал на том, чтобы Россия присылала на западный фронт по 40 000 человек в месяц; их доставку и вооружение союзники брали на себя. («Помогите нам, чем вы богаты, помогите нам людьми», - говорил впоследствии А. И. Шингареву французский министр финансов Рибо).

Государь отклонил посылку крупных войсковых частей и согласился только отправить во Францию «символические» отряды - первая партия была намечена в 8000 человек. Такой жест подчеркивал солидарность союзников, не ослабляя в то же время многострадальный восточный фронт.

В начале 1916 г. перед государем стоял вопрос: какой политики держаться в отношении Г. думы? Положение власти было несравненно крепче, чем осенью. Она могла, не рискуя крупными осложнениями, отложить созыв Г. думы до окончания войны; (в Австрии, например, рейхстаг так и не собирался с 1914 по 1917 г.). Чрезвычайные обстоятельства небывалой по своим размерам войны оправдывали бы такое отступление от обычных законных норм. Срок полномочий 4-й Думы истекал через полтора года; данный состав в таком случае мог бы уже и не собираться более; а исход выборов в новую Думу зависел бы всецело от исхода войны.

Но государь не был склонен к такому решению. Он предпочитал средний путь. Считая исключенной передачу власти в руки думского большинства - которое он, в полном согласии с оценкой «общества» в известной записке П. Н. Дурново, вообще не считал реальной силой, способной оказать поддержку правительству, - государь в то же время не хотел обострять положения, создавать новые поводы для агитации в стране. Кампания «общественных кругов» была направлена в первую очередь против И. Л. Горемыкина. («Если старец придет - нельзя ручаться за спокойствие», - говорил А. И. Шингарев в бюро блока). Сам Горемыкин полагал, что думскую сессию - если она вообще состоится - надо свести к нескольким дням и ограничить рассмотрением бюджета. Государь, наоборот, решил сделать шаг навстречу Думе и, не меняя политики по существу, «сгладить острые углы».

20 января 1916 г. И. Л. Горемыкин был уволен в отставку - с теплым благодарственным рескриптом и пожалованием ранга «особы I класса». Его преемником был назначен Б. В. Штюрмер, член правой группы Г. совета. Менее определенный в своих воззрениях, в то же время готовый всецело подчиниться указаниям государя, человек культурный и обходительный, Б. В. Штюрмер первым делом заявил о своем благожелательном отношении к Г.думе и к «общественным организациям», о готовности считаться с их «приемами, навыками и традициями». Было объявлено, что Дума соберется в начале февраля и будет заседать, сколько сама сочтет нужным.

Смена премьера, несомненно, разрядила напряженную атмосферу и привела в замешательство руководителей блока. На заседании бюро (28.1) большинство высказалось за возможность сотрудничества. Увольнение Горемыкина рассматривалось как победа Г. думы: «Будет протянута рука - будем совместно работать» (член. Г. сов. Меллер-Закомельский). «На первое время будет легче вести переговоры, чем с Горемыкиным» (С. И. Шидловский). «Нельзя в первый день сказать, что правительству не верим. Раз Горемыкина нет - нельзя» (В. А. Маклаков). П. Н. Милюков предлагал выждать, уживется или не уживется новый премьер с Думой, а В. В. Шульгин заключал: «Мы должны быть мягче Штюрмера…»

Государь, однако, не ограничился сменой премьера. Он сам прибыл с фронта в столицу к открытию думской сессии, 9 февраля присутствовал на молебне в Таврическом дворце и обратился к депутатам - впервые после открытия 1-й Думы - с приветственным словом.

«Счастлив находиться посреди вас и посреди Моего народа, избранниками которого вы здесь являетесь, - сказал государь. - Призывая благословение Божие на предстоящие вам труды, в особенности в такую тяжкую годину, твердо верую, что все вы, и каждый из вас, внесете в основу ответственной перед Родиной и передо Мной вашей работы весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю свою горячую любовь к нашему отечеству, руководствуясь исключительно ею в трудах своих. Любовь эта всегда будет помогать вам и служить путеводной звездой в исполнении долга перед Родиной и Мной. От всей души желаю Г. думе плодотворных трудов и всякого успеха».

В своих мемуарах М. В. Родзянко пишет, будто после этой речи он сказал государю: «Воспользуйтесь этим светлым моментом, Ваше Величество, и объявите здесь же, что даете