Царство женщин - [92]

Общенародная поговорка: «Нет худа без добра», по-видимому, получила в этом случае совершенно неожиданное подтверждение. Ставя крестьянина еще в более обособленное положение, чем положение занимаемое его барином, – потому что государство и двор заставляли последнего приходить в соприкосновение с внешними влияниями – этот режим способствовал созданию в народной среде привычки к самоуправлению и сравнительной независимости, подобных которым не встречается нигде и никогда ни в одном европейском государстве. Кроме барщины, военной службы и подати, в сфере своих личных интересов крепостной был вполне предоставлен самому себе; он мог устраивать эту сторону своей жизни по своему усмотрению, и демократический строй сельских обществ, представляющий одно из любопытных явлений современной России, есть следствие этой исторической особенности, точно так же, как развитие в этих маленьких республиках некоторых добродетелей, духа здоровой инициативы и оригинальности национального характера, которым высшие классы, по-видимому, не одарены в той же степени.

Трудно было бы приписать Анне Иоанновне этот косвенный, отдаленный результат. С общественной и экономической точки зрения царствованию Анны Иоанновны можно скорее подвести следующий итог: по ревизии 1722 г. из шести миллионов жителей Великороссии, 172 тысячи, т. е. 2,9 % принадлежали к промышленному и торговому сословию. Переписи же 1742 и 1747 годов указывали всего 195 тысяч этой категории на шесть миллионов четыреста тысяч всех жителей – следовательно 3 %. Т. е. развитие почти не шло вперед.

Как я уже сказал, это царствование вследствие причин, которые я пытался выяснить – было временем «топтания на месте».

III

Анна слегла 5 октября 1740 г. и уже не вставала. Вопрос о престолонаследии после ее смерти в принципе был решен уже в 1731 г. высочайшим манифестом, назначавшим наследником престола будущего сына племянницы императрицы, имевшей всего тринадцать лет и еще не выданной замуж. Все подданные должны были присягать этому, еще не существовавшему наследнику. Мать его перешла в православие только через два года после этого, и стала называться уже не Елизаветой – Екатериной – Христиной, но Анной Леопольдовной. В то же время шталмейстер Карл Левенвольд, которому было поручено отыскать жениха для нее, объезжал германские дворы и вернувшись, предложил маркграфа Карла прусского или принца Антона-Ульриха Бевернского из Брауншвейгского дома, зятя наследного принца Прусского. Лично, Левенвольд отдавал предпочтение второму, и его мнение взяло верх, несмотря на протест Остермана, стоявшего за прусского принца.

Россия, как известно, породнилась с Брауншвейгской семьей – тогда разделявшейся на четыре ветви: Бевернскую, Бланкенбургскую, Вольфенбюттельскую и Люксенбургскую – через замужество Алексея Петровича (в 1709 г.) с принцессой Вольфенбюттельской. С этих пор Петр I, Петр II и сама Анна давали пособия некоторым членам этой семьи, очень нуждавшейся. В Антоне-Ульрихе не было ничего привлекательного – ни ума, ни внешности. Он так не понравился увидавшей его Анне, что она, по-видимому, вовсе не стала спешить осуществлением плана, привлекшего неудачника – Антона-Ульриха в Россию. Однако она удержала его при своем дворе, назначила его командиром кирасирского полка, с которым он отправился в турецкую кампанию и отличился под Очаковым; но о замужестве с ним племянницы императрица не заговаривала, а после смерти Левенвольда проект, по-видимому, был совершенно оставлен. Бирон относился к Антону явно враждебно, что способствовало возникновению слухов о соперничестве, о которых я уже упоминал. Дело приняло еще худший оборот, когда австрийский двор, желая положить конец ходившим слухам и приобрести Антону-Ульриху поддержку фаворита, выступил с проектом женитьбы молодого Бирона на одной из Вольфенбюттельских принцесс. Бирон отказался: очевидно он метил выше!

Впоследствии, в своей автобиографии он отрицал, чтобы домогался для сына руки Анны Леопольдовны, и когда в 1739 г. Анна Иоанновна почувствовала первые приступы недуга – болезни почек, осложнившейся критическим возрастом – от которого больше не оправилась, он, по-видимому, уже не препятствовал так долго откладываемому счастью принца Брауншвейгского. Отношения между фаворитом и молодой четой были холодные; но так как императрица желала этого союза – вероятно за неимением лучшего – то Бирон не препятствовал, скрывая про себя истинные мотивы, руководившие им.

Таким образом Анна Леопольдовна вышла замуж за человека, не пользовавшегося ее симпатией и не имевшего определенного положения. Один Остерман стоял за то, чтобы Антону дан был титул великого герцога, но его не послушались. Входя в возраст, сама Анна Леопольдовна очень много теряла в глазах императрицы, не находившей в ней ни красоты, ни ума. Это была толстая немка, довольно ограниченная, чувственная и апатичная, но не злая. В сущности, Анна Иоанновна остановила свой выбор на ней, чтобы устранить Елизавету, которую терпеть не могла; и этой причины было достаточно, чтобы она не изменила ни в чем своего первоначального решения. Она только не торопилась привести его в исполнение. В 1740 г. у Анны Леопольдовны родился сын, окрещенный Иваном Антоновичем, которому, по-видимому, суждено было со временем сделаться царем русским. Императрица очень радовалась его рождению и привяла его на свои руки. Русские имели бы право спросить, почему этот чистокровный немец, брауншвейгец по отцу, мекленбуржец по матери, родственный Романовым по бабке, был призван управлять ими, и по какому праву Анна Иоанновна сама царствовавшая по милости Голицына и четырех Долгоруких, могла назначить себе преемника. Но кто бы мог оспаривать это право! Итак, Ивану Антоновичу суждено было стать императором. Но кто будет управлять вместо него? Ему было всего девять месяцев. Анну Иоанновну, по-видимому, это не озабочивало ни прежде, ни теперь. Она боялась смерти и избегала всего, что могло напомнить ей о мрачной развязке. Но вокруг нее вопрос о регентстве волновал всех. Можно себе представить всеобщий страх, когда болезнь императрицы приняла внезапно серьезный оборот. Бирон поспешно отправил ездового к обер-гофмаршалу Левенвольду. Оба немца спрашивали друг у друга: «Что делать?» Не зная, чтя предпринять, они решили собрать наскоро Кабинет. Но Остерман по обыкновению, сказался больным. Левенвольд бросился к «оракулу» и привез совет, который не мог удовлетворить фаворита. По своей привычке вице-канцлер говорил много, но решительно невозможно было догадаться, что собственно он желал сказать, и наконец закончил: «Если быть наследником Ивану Антоновичу, так матери его, Анне Леопольдовне, надо быть правительницей, а при ней быть Совету, в котором может присутствовать и герцог». После того приехал Черкасский, а за ним новый член Совета, заменивший Волынского. То был креатура фаворита, Алексей Бестужев-Рюмин, уже прежде награжденный за донос в деле Милашевича, местом министра в Копенгагене. Между тем фаворит говорил с императрицей, но дела не подвинул. Государыня и слышать не хотела о назначении Анны Леопольдовны не только преемницей своей, но даже регентшей.