Царство льда - [83]
«После целого дня охоты чукча возвращается в это меховое убежище, снимает одежду, раскидывает усталые руки и ноги и спит полностью обнаженным даже в этих суровых краях».
Хупера тронуло гостеприимство чукчей, которые усадили моряков возле очага, хотя предложенную ими еду капитан и счел несъедобной – это были вареные тюленьи потроха, ферментированное моржовое мясо, сырое китовое мясо, свернувшаяся кровь и ягоды в вонючем масле. Несмотря на то что «еда вызывала… тошноту, – писал Хупер, – нельзя не отметить щедрость местных жителей, которые с готовностью делятся с гостем лучшим, а зачастую и единственным что имеют».
Американцы покурили вместе с чукчами и выпили чаю, после чего им пришлось принять участие в спортивных соревнованиях: беге наперегонки, метании копья, толкании камней и переноске огромных вязанок плавучего леса. Чукчи были очень сильны и выносливы, однако, похоже, не умели плавать. Судовой врач «Корвина» Ирвинг Росс написал: «Они питают глубокое отвращение к воде», хотя искусно управляются с «маленькими узкими каноэ, которые напоминают морские велосипеды». Доктор заметил, что чукчи невероятно добры к детям, «которым не свойственны капризы, типичные для наших детских». Его одновременно удивила и оттолкнула сексуальная неразборчивость чукчей – «женщин свободно предлагали незнакомцам в качестве знака гостеприимства, и они явно выказывали предпочтение белым мужчинам».
Мьюр подробно описал чукчей – их улыбки и смех, их доверчивую натуру и мимолетные мгновения нежности между отцами и сыновьями. Его воодушевила такая жизнь, которая казалась очень хрупкой, но все же сохраняла черты древней полноты. Наблюдая за прощанием мужа с тихо плачущей женой, Мьюр так расчувствовался, что решился даже перефразировать Шекспира: «Люди разных стран равны – и в жизни диких чукчей немало тому подтверждений». Ему показалось, что они «воспитаны лучше белого человека, при этом не обладая и половиной его алчности, бессовестности и бесчестности… Эти люди весьма заинтересовали меня, ради знакомства с ними стоит приехать и в такие дали».
В конце мая в бухте Маркуса к западу от острова Святого Лаврентия моряки «Корвина» впервые услышали обрывки истории о крушении американского корабля. Чукчи приплыли к ним на лодке и поднялись на борт, где с энтузиазмом поведали о том, что им известно. Они сказали, что трое охотников на тюленей пошли по льду в западном направлении от мыса Сердце-Камень – пустынного куска земли в нескольких сотнях миль к северу – и обнаружили затертый во льдах корабль, тела погибших моряков которого лежали на палубе и в каютах. По словам Мьюра, охотники, очевидно, забрали с корабля мешок с деньгами и «кое-какие предметы, которые им удалось унести и которые они впоследствии показывали другим чукчам, благодаря чему история и передавалась от поселения к поселению и оказалась известна даже так далеко от северных берегов».
Мьюр поверил словам чукчей. Ему показалось, что они рассказали историю «с полной уверенностью, словно и сами верили своим словам». Однако, как и Хупер, Мьюр допускал, что они лишь охотились за объявленным вознаграждением. «Мы слушали их с большим скепсисом», – заметил он.
На следующий день в заливе Святого Лаврентия «Корвин» встретил еще нескольких чукчей, которые тоже знали историю о кораблекрушении. Они поднялись на борт, чтобы продать моржовые бивни и сапоги из тюленьей кожи. Старик по имени Яруча сел на обледенелую палубу «Корвина», попросил воды и начал рассказ. По свидетельству Мьюра, он говорил «громко, страстно и звучно, и сопровождал свою речь активной жестикуляцией». С помощью переводчика, который сносно владел «английским китобоя» (если верить Мьюру, в нем было «три четверти ругательств и почти четверть жаргона»), Яруча описал, что мачты корабля сломались под натиском льда, шлюпки разбились, а трюм заполнился водой. Старик даже сказал, что на льду вокруг судна валялись «жуткие трупы». Однако он сомневался, был ли этот корабль единственным или же их было два.
Хупера насторожили театральность рассказа и обилие слишком ярких деталей, которые, по мнению капитана, «были так искусно и аккуратно вплетены в историю, что человеку, незнакомому с характером чукчей, оказалось бы сложно понять, что большая их часть была придумана на ходу». Яруча никак не замолкал – Мьюр утверждал, что слова лились из него «нескончаемым потоком… как древний горный источник, и порой из его груди вырывалось едва ли не львиное рычание… Он не мог сдержать своего красноречия даже за едой». Позже Яруча спросил, может ли Хупер продать ему рома, и, «неистово жестикулируя», объявил, что ром «сделает его гораздо счастливее». Капитан Хупер вскоре узнал от других жителей деревни, что Яруча славится своей болтовней – по словам Хупера, он был «одним из худших старых плутов в этих краях». Другой чукча категорически заявил, что он «плохой человек, все равно что пес».
