Царство Божие внутри нас - [15]

Второе — частично внешнее, частично внутреннее просвещение в формах, разговорах и обликах, соответствующих чуждым образцам, которым он следует, вместо того, чтобы держаться собственного направления и, не сбиваясь с пути соблазнами и увлечениями, смотреть на одного лишь Бога.

Третье — это метанья туда-сюда в сверхъестественных переживаниях и откровениях, каковые приписываются себе как заслуга на пути вовнутрь, если рассматривать их в свете разума и сладострастно ими наслаждаться, и как следствие этого — самообман и высокомерие и все большее отклонение от внутреннего пути, цель и объект которого — один только Бог. Четвертое — неправильное понимание требования отрешенности и оставления как состояния внутренней слепой бездеятельности, лишенной деятельной любви, когда человек восседает в телесном покое или засыпает в обманчивом внимании к себе самому или погружается в себя, думая, что эта бездеятельность и есть мир Божий, тогда как это только леность и вялость.

Кто избегнет этих четырех препятствии, не думая ни о чем, кроме Бога, да употребит тот все свое усердие, как внешне так и внутренне, не на исполнение своей воли, но чтобы добавить его к воле Божьей в себе. Он  может при этом использовать те способы и воспомоществования, которые его и внутренне и внешне более всего подвигают к божественной любви и благонравию, покуда не отпадут они сами собой.

А если дано ему будет познать и что-то большее, все же не должен он прежде сорокового года своей жизни слишком доверяться очень уж большому покою и богатству, и внутреннему, и внешнему, и чрезмерной отрешенности, ибо для этого он еще слишком в плену естества. Вместо того ему надобно обратиться — и внутренне, и внешне — к деятельной любви и одновременно постоянно сокращать свои  потребности. Григорий говорит, что в Древнем мире жрецы могли делаться хранителями храмов только с пятидесяти лет.

Но в каком бы возрасте ни начал человек — в результате постоянного обращения внутрь себя и безмолвного продвижения по этому пути — погружаться во внутренний покой и исполненную любви преданность Богу, в любом случае ему достанется, когда он достигнет единства, богатство даров Божиих.

Но все эти дары должны для него быть только средством становиться и оставаться все более внутренней и сокровенной обителью Божией и Его орудием.

Об этом говорит Дионисий: «Оставьте все мыслимые и немыслимые труды и всякое желание познавать и всецело отдайтесь единению с Богом, превышающему всякое разумение».

Только оставив все вещное и себя самого во всем вещном, может человек последовать за Богом — как внешний человек со всеми его упражнениями и добродетелями и с равной любовью ко всем существам и как внутренний человек — оставив себя самого и все вещи, словно у него никогда их и не бывало.

Пойми правильно:

На пути вовнутрь некоторые вещи надо делать, а некоторые — оставлять. Не следует ни иметь вещей, ни, обладая ими, прилепляться к ним чувствами. Но природа делает всякого человека склонным иметь, знать и хотеть. Тут помогут шесть сил, из которых три — низшие: смирение, кротость и терпение, — а три — высшие: вера, убежденность и любовь.

Вера, приходя, лишает разум всех его знаний и делает его слепым, чтобы он отрекся от знания. Затем приходит убежденность и поглощает и веру и все, что имеешь. И. наконец, приходит любовь и лишает волю всего самостоятельно приобретенного и всякого достояния.

Следом приходят три низшие силы: смирение помогает Я столь полно опуститься в глубину души, что оно теряет свое имя и в своей ничтожности ничего более не знает о своем смирении.

Кротость лишает любовь всякого своеволия, так что все вещи становятся ей безразличны и она более не осознает, добродетельна ли она. Она в мире со всеми. Тут добродетель потеряла свои имена и стала сущностью. И то же самое с терпением: человек любит и в отрешенности все оставляет и более не осознает своего терпения.

В этой отрешенности может случиться и такое, что он вдруг потеряет покой и с уст его слетит резкое слово. Не надо этого пугаться, но надо еще глубже погрузиться в свое ничто. Каждая осознанная слабость должна указывать ему путь в его ничто, давая повод еще упорней идти внутрь до самой глубины — туда, где трона все круче и мрачней.

Об этом слово Иисуса Христа: «Иди за Много, не отвлекаясь ни на что, ибо все это — не Я. Следуй только за Мною!» И если спросит человек: «Господи, кто же Ты, за Кем я должен следовать в глубине и уединении?», он ответит: «Я — человек и Бог» (В Св. Писании этих слов нет. —Примеч. перев.).

И если то, что в человеке — еще «человек», ответит Ему в сокровенной глубине: «Тогда я — ничто, и меньше,чем ничто», — то произойдет перелом. Ибо исконное место действия безымянной божественности — глубина небытия, где исчезает Я.

Об этом слова учителя: если возникает новая форма, должна разрушиться старая. Новая жизнь возникает лишь из смерти старой. Чтобы преобразила внутреннего человека сверхсущая сущность Божия, должен исчезнуть человек внешний — со всем, что он есть и что знает, хочет и совершает. Должна исчезнуть всякая двойственность, всякое противоречие между объектом и субъектом, всякая внешняя сущность. — Подобно тому, как Павел не видел ничего, взирая на Бога (См. Деян. 9, 3. 8—9).