Царствие костей - [56]

Смерть Каспара заставила Уитлока прервать гастроли и вернуться в Лондон раньше намеченного времени. Распускать труппу он не стал, а нашел Каспару замену, хватался за любые, самые незаманчивые, предложения. Как-то он давал представления в мюзик-холле «Миддлсекс», что на Друри-лейн. Не знаю, доводилось ли вам бывать там. Его еще называют «Салон Великого Могола», поскольку зал декорирован под турецкий дворец. Соблюдая все меры предосторожности — ведь актеры и служители мюзик-холла могли узнать меня, — я проник на одно из представлений. В тот вечер играла Нелли Фаррелл, вошедшая в нашу труппу еще до поездки в Сэлфорд. Дальтри, Хиггинс и Селина Сифолрт разыграли смешную интермедию о неуклюжем боксере, которую в свое время помог им поставить я. Джеймс Фаун рассмешил зрителей сценкой поведения в ресторане подвыпившего посетителя. Когда-то я одолжил ему пару фунтов, и с тех пор он от меня шарахался как от чумы.

Боясь быть опознанным, я следил за действием с галерки. «Пурпурный бриллиант» давали в середине представления. На зрителей спектакль произвел ужасающее впечатление. Сменивший Каспара молодой мужчина, в наклеенных усах, неопытный и бесталанный, вышел на сцену с глиняной трубкой в зубах, совершенно не вязавшейся с образом. Каспар, конечно, тоже не отличался актерским мастерством, но хотя бы выглядел подходяще.

Труппа играла без души. Один только Уитлок метался по сцене. Он напоминал сдавленную пружину, которая, казалось, вот-вот разожмется и ударит в зрителей. Первые сцены прошли в зловещей тишине зала, зрители словно оцепенели от яростных движений и бешеных реплик Уитлока, а затем произошло самое страшное. Зрители понемногу пришли в себя и начали отпускать по адресу Уитлока едкие оскорбительные замечания. То и дело в зале кто-нибудь выкрикивал: «Давай, Эдмунд, рви подошвы!» или «Эдмунд, спляши что-нибудь!»

Всякий раз, когда Луиза появлялась на сцене, я не сводил с нее глаз. Точнее, в те минуты я просто никого, кроме нее, не видел. Не хочу впадать в критиканство, но объективности ради следует сказать, что актриса она никакая. Я же смотрел не на игру, а на ее душу. Во всякой ее роли был заметен только характер Луизы. Но в тот вечер передо мной стояла женщина, мысли которой унеслись куда-то далеко от сцены. Луиза ходила, выговаривала текст как сомнамбула, с отрешенным видом, будто делала зрителям одолжение. Чувства в словах ее отсутствовали. То, что она делала, даже нельзя было назвать игрой.

Я с ужасом ждал, когда она начнет исполнять свою песню, и втайне надеялся, что Уитлок прервет ее. Спектакль закончился, актеры уходили со сцены. Зрители хлопали, но то были издевательские аплодисменты — уж я знаю, в каких случаях и какими аплодисментами зал провожает исполнителей. Мне захотелось немедленно уйти, но я не мог двинуться с места, сочтя такое поведение предательским. Уитлок вывел Луизу в центр сцены, очень коротко представил зрителям и сразу же ушел за боковую кулису, оставив ее без поддержки. Она беспомощно оглядела зал, хрупкая, напуганная, жалкая. Я едва не бросился к лестнице, ведущей вниз, в зал. Вцепившись в спинку стоявшего впереди кресла, я сдерживал себя.

Поначалу все шло хорошо. Пела она хоть и не ахти как, но зрители терпели. Однако стоило ей запнуться, они стали перешептываться. Затем перешептывание сменилось недовольными возгласами. Луиза еще больше смутилась и перестала петь. Я догадался — со страху она забыла слова песни, которую исполняла на сцене не менее сотни раз.

Дирижер продолжал махать палочкой, оркестр играл, а Луиза молчала. Я видел, как дирижер подсказывал ей текст, но она словно ничего не замечала. Уверен — в тот момент дело было вовсе не в ее памяти. Спустя полминуты занавес раздвинулся, показалась рука Молчуна. Он втащил ее внутрь, она нескладно, как дитя, попятилась. Дабы разрядить обстановку, оркестр грянул веселенькую мелодию, а вскоре прозвенел гонг и конферансье как ни в чем не бывало объявил следующий номер.

Я выскочил на Друри-лейн, забежал за угол и оттуда наблюдал за входом в мюзик-холл. Не могу передать, что я чувствовал в тот момент. В груди словно возник комок, увеличивавшийся и грозивший разорвать. Меня так и подмывало подойти к Луизе, однако осторожность взяла верх. Я хорошо помнил тот ужас, что охватил ее во время нашей последней встречи.

Через некоторое время она, в накинутом на плечи пальто, появилась вместе с Уитлоком, они сели в экипаж и уехали. Я быстро пошел за экипажем, держась на почтительном расстоянии. Идти пришлось довольно долго. В конце концов я смекнул, куда они направлялись — в район Хай-стрит в Мерилбоуне. Там в одном из домов Уитлок уже много лет снимал апартаменты, в которых жил в перерывах между гастролями, о чем знали все актеры его театра. Молчун и его жена Немая прислуживали ему.

На следующий день я вновь отправился туда и нашел неприметный уголок, откуда мог, не привлекая ничьего внимания, наблюдать за домом. Я не подходил к нему слишком близко, но и не отдалялся. Мне нужно было выяснить, живет ли там Луиза постоянно и что с ней происходит. Утром Молчун вышел из дома и меньше чем через полчаса вернулся. Луизу я увидел только после полудня, когда к дверям дома подъехал кеб и она вместе с Уитлоком, спустившись по лестнице, села в него. На ней был темный строгий костюм, лицо скрывала густая вуаль.