Царствие костей - [14]

— Вы меня не знаете, — сообщил ему Сэйерс.

— Ну почему же? — ответил Стокер. — Вы Том Сэйерс. Известный боксер. Вы играли в пьесе, которую сами же и написали… — Он запнулся.

— «Бой до победы», — подсказал Сэйерс.

— В восемьдесят третьем году вы поступили на работу в гастролирующий театр, — продолжал Стокер.

— Сейчас я управляющий театром у Эдмунда Уитлока.

— За какие же грехи такое наказание? — сухо отозвался Стокер.

— Брэм, у меня к вам есть одна просьба, — произнес Сэйерс, уклоняясь от разговора о характере своего работодателя. — Три человека из нашей труппы не пришли, а поезд уже отправляется. Не могли бы вы поговорить с представителем железнодорожной компании, попросить его задержать поезд? Не намного, всего на несколько минут.

Стокер достал карманные часы, посмотрел на циферблат и, кивнув, пообещал сделать все от него зависящее. Пока они переходили мост, он рассказал Сэйерсу, что в данный момент едет в Шотландию, где присоединится к труппе, которая путешествует в поисках достойного места для новой постановки «Макбета». Проверить игру актеров. Он задержался здесь потому, что оговаривал условия гастролей по провинции с пьесой «Фауст», поставленной ранее и отлично отыгранной в Лондоне.

«Достойное место… Проверить игру актеров…» — мысленно повторил Сэйерс и едва не задохнулся от восторга. Декорации для «Пурпурного бриллианта» Уитлок купил по дешевке у захудалого «Королевского театра» из Блистона, где они валялись без дела в каморке за сценой, среди поблекшего реквизита и ветхого имущества, доставшегося после банкротства местных компаний.

Уитлок, по мнению Стокера, был плохим режиссером и скверным человеком. Он играл в заштатных театрах, водил знакомство с сомнительной аристократией, в солидные места его не допускали, и серьезные театралы не принимали его всерьез. Но он умел держать свое слово и давал людям работу. Плохо или хорошо, но удовлетворял вкусы поклонников актерского искусства. Уитлок вел свой убогий театральный кораблик по бурному жизненному морю и не давал ему разбиться. Не сложись в нужный момент обстоятельства, Стокер и сам бы оставался сейчас актером, правда, хорошим. Он ушел со сцены в зените славы. Эдмунда Уитлока и сотни других директоров таких же передвижных театров он ценил за то, что именно благодаря им профессия актера еще не исчезла; да и что бы сейчас делал сам Сэйерс, если бы не Уитлок.

Пока Стокер разыскивал Купера, Сэйерс вошел в вагон. Перешагивая через чемоданы, среди которых стояла клетка для птиц, он двигался по коридору, пробираясь к купе Уитлока. Внезапно из своего купе показалась Луиза и остановила его:

— Том, вы не знаете, где мистер Каспар?

— Этого никто не знает, — отозвался Сэйерс и подумал, что ответ его немного резковат.

— Не исключено, с ним произошло что-то нехорошее.

— С ним? — переспросил Сэйерс. — Не могу себе такого представить.

— А раньше подобное случалось?

«Случалось, в Сандерленде», — мгновенно вспомнил Сэйерс. По его мнению, Каспара следовало бы давно выгнать. Поведение его порой становилось просто оскорбительным. Однако сказал он совсем другое:

— Я думаю, просто неприлично говорить за глаза о человеке. Извините, позвольте мне пройти, мисс Портер.

Она удалилась в купе, где должен был ехать сам Сэйерс, но он отдал его Луизе. Сэйерс постучал в дверь купе Уитлока.

— Кто? — раздался его голос.

— Том Сэйерс, сэр.

Возникла пауза, но примерно через полминуты послышался звук открываемого замка. Дверь отворилась, и Уитлок впустил Тома. Шторы на окнах были спущены, касса на столике — открыта. Сэйерс выполнял также и роль бухгалтера труппы, но выручку Уитлок всегда считал сам.

Закрыв за Сэйерсом дверь на ключ, Уитлок спросил:

— Так что?

— Я встретил Брэма Стокера. Он поговорит с представителем компании. Думаю, ему удастся уговорить Купера задержать отправку поезда еще на несколько минут.

— Так ты хочешь мне сообщить, что подчиненный Генри Ирвинга имеет здесь больший авторитет, чем я, Эдмунд Уитлок?

Сэйерс не был готов к такому повороту и не имел в запасе дипломатичного ответа. Затем он понял, что Уитлок просто подшучивает над ним. Строит из себя дурачка. Напрасно, дурачком он не был.

— Сэр, я могу говорить откровенно?

Уитлок опустился на откидной стул. Выходя на сцену, он надевал черный как смоль парик. Свои же волосы у него отливали ярким серебром. Его лицо излучало уверенность, темные глаза смотрели остро, спина всегда оставалась прямой… Сэйерс считал, что только благодаря корсету. О том, что директор носил его, кроме Тома, никто в труппе не догадывался.

— Ты все о Каспаре?

— Я слишком долго молчал, — отозвался Сэйерс. — Джеймс Каспар создает нам много неудобств. Он не сознает или не желает сознавать, что своим поведением ставит под угрозу само существование труппы. Мы всегда на виду, Эдмунд. Если ему так хочется мотаться по шлюхам, пусть мотается. Но зачем же давать повод для сплетен? Женщины давно все заметили. Уже начали перешептываться между собой.

Уитлок помолчал. Сегодня он выглядел более усталым, чем обычно, измотанным и выжатым как лимон. Глядя на него сверху вниз, Сэйерс вдруг впервые подумал, что повод для закулисных сплетен все-таки существовал — актера и директора явно связывает нечто большее, чем просто игра, и за сценическими жеманностями может стоять моральное падение.