Царствие Хаоса - [37]

— Ты пытаешься шутить, потому что боишься признать, что мы все умрем, — говорит Джим.

Мы стоим вокруг тела генерала Макуна. Из его лба все еще льется кровь, изо рта идет пена.

— Давайте спустимся ниже, — говорю я. — Может, все-таки получится выжить.

* * *

Здание Стратегического командования построено семьдесят лет назад и способно выдержать взрыв водородной бомбы. Им перестали пользоваться, когда на смену холодной войне пришли урановое оружие и терроризм. Но это хороший бункер, в котором вполне можно укрыться во время удара астероида. Первый этаж укрыт цементной оболочкой толщиной в шесть футов. У меня никогда не было необходимого уровня доступа, но я слышала, что глубина туннелей под зданием достигает мили. Чтобы дезориентировать посетителей, ни один из лифтов не спускается ниже чем на пару этажей за раз, а залы имеют форму взаимосвязанных раковин. С достаточным запасом продуктов мы могли бы сделать из них убежище.

Мы пользуемся коммуникатором Макуна для навигации. В нем есть карта. Отдел робототехники находим легко — он расположен так же, как отдел кибернетики, только двумя этажами ниже цементной границы. Забираем с собой оборудование, которое, как мы думаем, нам пригодится. Затем в лифте нажимаем кнопку «6» и надеемся, что найдем хирургическое отделение. Лифт поднимается так быстро, что закладывает уши. Впервые за долгое время гравитация кажется нормальной. Воздух становится густым и влажным.

— Я мог бы тут жить, — говорит Марк. — Лишь бы Дженни приняла меня обратно.

— Ты отдал свой единственный Билет бывшей девушке. Если это не любовь, то я ничего о любви не знаю, — говорю я.

Лифт резко останавливается. Мы чуть не падаем. Трой облизывает палец и дает ему высохнуть, проверяя влажность воздуха. У меня из головы не идет картина того, как он ребенком сидит на коленях умершей матери.

Двери открываются, и мы выходим в длинный коридор со стенами из шлакобетона и множеством глухих дверей. Карта коммуникатора здесь заканчивается. Видимо, это предел доступа Макуна. Идем налево, потому что я левша. Марк записывает наш путь в коммуникаторе, словно отмечает хлебными крошками, чтобы мы потом нашли дорогу обратно.

— Здесь холодно. Глупая затея. Мы все умрем, — говорит Джим. — Наверху мы, по крайней мере, могли бы напоследок увидеть столкновение.

— Когда мы на самом деле будем умирать, ты будешь хвастаться, что был прав? Просто любопытно, — говорит Марк.

— Заткнитесь, — говорю я им.

Потолочные светильники светят вполсилы. Тут темнее, чем я привыкла, особенно после северного сияния, поэтому идем почти на ощупь.

Мы находим еще один лифт. Вызываем его. Он едет вниз до четырнадцатого уровня.

Выходим из лифта и сразу слышим гул человеческих голосов и стук подошв о плиточный пол.

— Люди? — удивляется Марк.

Мы обнаруживаем, что в кафетерии собралось около тридцати человек. Они устроили здесь свое собственное убежище, набитое гигантскими коробками из «Уол-марта», канистры бензина и множество горшков с плющом и пальмами, что я считаю блестящей идеей — растения будут очищать воздух. Я вхожу так, словно имею право тут находиться. Никто не направляет на меня пистолет. Хороший знак. Наверное, это семьи здешних уборщиков и технического персонала.

— Не знаете, где больничное отделение? — спрашиваю я женщину, которая пишет сообщение на телефоне, хотя вряд ли здесь есть прием. Она пожимает плечами. Экран телефона темный.

К нам подходят два рядовых солдата. Оба — чуть старше двадцати лет, со свежими юными лицами. В руках у них пустые пакеты из-под вяленой говядины, которые они аккуратно сворачивают и скрепляют резинкой.

— Мы можем показать вам, мэм!

Я улыбаюсь, как будто мы все еще в старом мире.

— Отлично. Мы пытаемся построить хорошего робота, который после столкновения сможет работать на поверхности. Поможете, ребята?

Они не только показывают нам, где находится хирургическое отделение, но и вскрывают дверь операционной номер один, и заносят наше робототехническое оборудование внутрь.

— Нам постоять на страже, мэм? — спрашивают они.

— Хорошо бы! — говорю я, и они остаются в коридоре.

Завершив часть работы, я спешу на свой обычный пост. Совсем стемнело. Два часа до удара. Гравитация слабая. Я представляю, как близнецы Апории мчатся к земле из далекого космоса. Малая Апория возникнет низко над горизонтом в виде полумесяца, невидимого в дневном свете. Большая Апория на фоне Малой будет казаться гигантской; ее осколки будут кружить вокруг нее, как хлебные крошки.

Пытаюсь дозвониться до Джея, но связь не проходит.

Мне приходит в голову, что даже если мы выживем, наши потомки эволюционируют иначе — в темноте, без свежего воздуха. Пожалуй, нам стоит отказаться от намерения создать смотрителя, который включит свет заново и возвестит конец наших темных веков. Мы должны встретить свою судьбу открыто, держа своих детей на руках.

Мой десятый — или двадцатый? — звонок наконец проходит. Это маленькое чудо, и я принимаю его за Божье знамение. Я выросла на Среднем Западе, поэтому верю во все это. В Святую Троицу, пресуществление, непорочное зачатие. Почему бы нет?

— Привет, — говорю я автоответчику. — Я люблю тебя. Надеюсь, ты получишь это сообщение и приедешь ко мне в Стратком. — Затем молча смотрю на телефон, хотя связь еще держится. Я должна сказать ему правильные прощальные слова, но не могу заставить себя сдаться. — Я собираюсь сделать отчаянный шаг, — говорю я. — Ради тебя. И ради себя. И ради мальчиков. Нет, не так. Просто я не знаю, что еще я могу сделать.