Царское дело - [7]

А вот души Ивана Гаврилова, бывшего сидельца исправительного арестантского отделения, судебный следователь по наиважнейшим делам Воловцов понять никак не мог.

Вроде бы мужик как мужик. Смекалистый. Хозяйственный. Чувствовалась в нем такая мужицкая жилка. Домишко у него в Божениновском переулке на вид был неказистый, но во дворе кудахтали куры, гоготали гуси и хрюкал в хлеве откормленный порося.

Иван Федорович, перед тем как снять показания с Гаврилова, навел о нем справки и узнал, что дом Гаврилову достался от отца Степана Евдокимовича, приехавшего из села Зубово на заработки и едва не вышедшего в гильдейные купцы. Устроился вначале Степан Гаврилов сподручным к подрядчику по строительной части. Быстро приобрел навык и умение в работе. Верно, смекалка у Гавриловых была в роду. Подворовывал, конечно, помалу строительными материалами, а потом, окрепнув, открыл торговлишку кирпичом, тесом, строганым брусом и оконными рамами. Дело шло весьма бойко, ежели смог Степан Евдокимович вскоре прикупить усадебку в Божениновском переулке, с домишком, дворовыми постройками и садом в два десятка яблонь, урожай от которых также шел на продажу. И все бы ничего, да нашла на семью Гавриловых нежданная хворь-напасть: вначале преставилась супруга Степана Евдокимовича Аполлинария Прохоровна, еще совсем молодая женщина, иссохнув, словно щепка, а потом отдал богу душу и сам хозяин, так же истаяв, словно восковая свечечка в палящий день. Ваня, единственный сын, остался один в большом городе, в котором до него никому не было дела.

Нет, он не пропал, сдюжил, хотя лишился родителей в шестнадцатилетнюю пору, в возрасте, когда особенно остро нуждаешься в добром слове, в поддержке близких людей. Остался наедине с чуждым миром, полным соблазнов и опасностей. Сумел претерпеть беду и многочисленные горести, потихоньку свернул отцово дело, не потеряв ни гроша, но приобретя алтын, то бишь распродав оставшийся тес, брус, кирпич и прочий товар вполне прибыльно. Словом, жить было можно. Помимо прочего, двор был полон всякой живности, за которой требовался глаз и уход. Правда, гнедого конягу и телегу, на которой Степан Евдокимович самолично доставлял заказчику товар, пришлось продать (тоже не продешевив), но все остальное было сохранено и даже слегка приумножено. Более того, для надзора за хозяйством нанял Иван работницу и экономку в одном лице, без двух годов тридцатилетнюю рябую девку Груню, и по сей день пребывавшую в целомудрии, которая сохранила все его хозяйство, одинаково как и собственное девичество, покуда он отбывал срок в исправительном арестантском отделении.

Попал Иван в арестантские роты, можно сказать, по собственной глупости. А глупостей или ошибок, что содеял Гаврилов в своей жизни, по большому счету, было всего-то две. Но о них судебный следователь по наиважнейшим делам Иван Федорович Воловцов знать не мог…

Первая ошибка – это когда Иван сел играть в фараона с Коськой Евграфовым, про которого говаривали, что он в карты лукавит. Однако за руку его никто и никогда не ловил, а Коська на неприятные вопросы, важно оттопытрив губу, ответствовал, что это всего лишь слух, пущенный его недоброжелателями и завистниками на его счастливую фортуну.

– Ну, везет мне в картишки, робя, – говаривал Коська своим приятелям, в коих какое-то время ходил и Иван. – Что я могу с этим поделать, как не попользоваться таким фартом?

Везло в карты и Ивану. Поигрывал он в картишки по молодости лет. Только Гаврилов играл честно и не передергивал, а вот Евграфов жульничал нещадно. Ну и профукал Коське две сотни, столь нужные в его немалом хозяйстве…

Слава богу, что, когда он их принес, хватило разуму не отыгрываться. Молча отдал деньги шулеру и на его предложение «сыграть по маленькой» ответил сквозь зубы:

– Не желаю.

С той поры карт в руки Иван не брал, одинаково как и в рот – водки…

Вторую ошибку Иван совершил, когда ему стукнуло двадцать два года.

Что за ошибка?

Да очень простая: парень влюбился.

Конечно, все влюбляются, и даже если любовь не становится взаимной, никакой жизненной ошибкой такая напасть не считается, наоборот, часто оставляет в душе теплый след. Это – как желтуха или скарлатина в детском возрасте, которой нужно непременно переболеть, чтобы выработать в организме иммунитет к большим страданиям. После чего – прощай, отрочество, и наступает пора серьезного взросления.

Ошибка заключалась в том, что влюбился Иван Гаврилов в девицу не своего круга. То бишь в барышню. Ежели выразиться иносказательно – сел не в свои сани.

Ведь он кто? Крестьянин и сын крестьянина с тремя начальными классами образования, полученными в церковно-приходской школе. И еще – волею провидения проживающий в Первопрестольной столице, в доме, мало чем отличающемся от крестьянской избы в какой-нибудь деревне Горелые Пни или Мокрая Выпь. А та, которая лишила его сна и перевернула всю жизнь, была дочерью горного инженера, столбовой дворянкой, играла на фортепьянах, сочиняла стихи и посещала высшие женские курсы Герье.

Познакомились они в кондитерской, вернее, у входа в кондитерскую. На улице шел дождь, и Ксения случайно задела его зонтиком и поцарапала щеку. Платочек, который она дала ему, чтобы он вытер капельку крови, проступившую на щеке, пах жасмином и еще чем-то необъяснимым, что всколыхнуло его юношескую душу. Так бывает, когда счастье нечаянно коснется вас своим легким трепетным крылом. А точнее, обдаст легким дуновением своих крыльев.