«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1 - [89]
Но были посетители и другого сорта. Здесь были политические шулера, пытавшиеся извлечь для себя пользу из знания некоторых деталей дела; здесь были писатели мемуаров, надеявшиеся получить для себя тот или иной достоверный документ, но тут были и лица, пытавшиеся под различными предлогами и под видом маски лицемерия завладеть делом, уговаривая Соколова, что нахождение дела в гостинице не может считаться безопасным.
Граф Владимiр Николаевич Коковцов
Однако у Соколова хватило такта, находчивости и смелости отстранить все домогательства, с какой бы стороны они ни шли и чьим бы авторитетом ни прикрывались.
Между прочим, среди лиц, желавших получить к себе дело на хранение, был и граф Коковцов[43]. Граф Коковцов просил всего лишь поручить ему для сохранения полный экземпляр следствия, предлагая Соколову со своей стороны в виде пособия две тысячи долларов единовременно.
Соколов, не желая резко отказывать графу Коковцову, оттягивал ответ до составления им книги, когда вопрос сам по себе потерял остроту интереса»>66.
Опубликованное, пусть пока что и частично, дело позволяет ощутить напряженный ритм следствия: с 25 июня Н.А. Соколов начинает осмотр вещественных доказательств, с 6 по 30 июля 1920 г. допрашивает князя Г.Е. Львова, 1 августа журналиста В.Л. Бурцева, 13–20 августа А.Ф. Керенского, 10 сентября В.А. Маклакова, 15 сентября А.И. Гучкова, 23 октября П.Н. Милюкова, 20 ноября генерала В.И. Гурко, 28–29 декабря генерала Д.Н. Дубенского, 3–4 января 1921 г. князя Ф.Ф. Юсупова, с 17 января по 6 февраля министра А.В. Кривошеина, 27 и 29 января сенатора Д.Б. Нейдгарта, 5 февраля князя А.Н. Долгорукова, 16 февраля А.Ф. Трепова, 15 апреля подполковника Б.А. Энгельгардта, 16 апреля генерала П.М. фон Кауфмана Туркестанского, 7 мая начальника Главного управления почт и телеграфов В.Б. Похвиснева.
Это общение с членами Императорского и Временного правительств, общественными, политическими и военными деятелями не только расширило горизонты Николая Алексеевича, но и открыло ему глаза на многое в Царском деле.
Зашифрованная телеграмма за подписью председателя Уралоблсовета А. Белобородова от 17 июля 1918 г.
Именно в Париже Н.А. Соколов сумел достичь важных результатов. Был, наконец, взломан код остававшейся ранее недоступной для следствия телеграммы. Передав ее в работу опытным шифровальщикам 25 августа 1920 г., уже 15 сентября следователь получил ответ из Лондона>67.
Сам Н.А. Соколов высоко оценивал достигнутые результаты. «Никто не может не признать, – писал он 22 апреля 1922 г. генералу М.К. Дитерихсу, – что главная работа для дела имела место именно здесь».
Существовало, однако, еще немало почти что непреодолимых трудностей. По свидетельству П.П. Булыгина, долгое время работавшего бок о бок со следователем, «неоправданные нападки на него и его работу, начавшиеся в Сибири, продолжались и в Европе».
«…Ему всё время, – писал Павел Петрович, – приходилось разматывать сложный и запутанный клубок из связей и интриг, мешавших работать в Европе. […]…Бывали дни, когда он расхаживал по комнате взад и вперед и говорил, говорил со злостью и остроумием о том, как “Керенский и сенаторы тоже” пытались запутать его». («Крайне интересное показание дал Керенский, которого я допрашивал в Париже восемь ночей, – сообщал в уже цитировавшемся нами апрельском письме 1922 г. Дитерихсу следователь. – Он горой стоял за Государя и его показание имеет чрезвычайной важности значение».)
«Соколов, – вспоминал А. Ирин, – ехал в Париж с твердой уверенностью найти там средства для продолжения следствия, которое он основательно считал далеко еще не законченным. Скажу более: с выездом в Европу Соколову впервые раскрылась широкая возможность установить логическую связь екатеринбургского преступления с преступлением петроградским, под которым я подразумеваю вероломный арест Государя и Его Семьи, несмотря на данное князем Львовым слово охранять Его Особу от всякого рода посягательств. Обманув Государя, князь Львов создал тем для него ловушку, так как Государь, вступая в вагон членов революционного комитета, не подозревал, что этим вагоном фактически началось лишение Его свободы.
Этот трагический акт нашей истории прекрасно освещен следствием и Соколов совершенно прав, утверждая, что корни екатеринбургского злодеяния были насажены в Петрограде мартовскими революционерами, во главе с князем Львовым, Милюковым, Керенским и прочими политическими марионетками, расчистившими дорогу большевицкому хамовластию.
Уже одного указанного обстоятельства было достаточно, чтобы от Соколова отшатнулась значительная часть политических деятелей, так или иначе связанных с мартовской революцией и ее деятелями.
Направление хода следствия для многих было опасно, а потому этого сорта деятели усмотрели в лице Соколова своего врага и начали против него подпольную интригу. Воспользовавшись тем, что среди русской эмиграции еще теплилась надежда на возможность спасения Царской Семьи, своекорыстные интриганы всячески старались подкрепить эту надежду, объявляя Соколова большевицким агентом, действовавшим якобы по инструкциям Москвы.
