«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1 - [71]
«Я вот так сам себе представляю Ее Величество со стороны Ее нервной системы и Ее натуры в психологическом отношении. Уже до рождения Алексея Николаевича Ее Величество была очень нервная. Она уже тогда поддавалась “страшным увлечениям” в людях, в своих проектах и предприятиях. […] Всё дальнейшее понятно: Она из нервной стала больной. […]
Ее Величество любила окружать Себя людьми, которые бы всецело отдавались Ей и почти отказывались от своего “я”. Она считала таких людей преданными Ей. На этой почве и существовала Вырубова. Вырубова была неумная, очень ограниченная, добродушная, большая болтушка, сентиментальная и мистичная.
Она была очень неразвитая и имела совершенно детские суждения. Она не имела никаких идей. […] Она была до глупости доверчива, и к ней проникнуть в душу ничего не стоило. […] Мне она казалась (я наблюдал такие явления у нее) женщиной, у которой почему-то не достаточно развито чувство стыдливости женской. […]
Ее Величество считала Вырубову очень преданной. Это был самый близкий из посторонних Ей человек. […]
В период заключения Царской Семьи в Царском Селе ко мне как-то зашел в мой кабинет Боткин и мы имели с ним разговор про Августейшую Семью. Я хорошо помню, Боткин сказал мне тогда фразу: “Как врач, я смотрю на Ее Величество как на не совсем нормальную женщину”. Оснований такого утверждения он не приводил, но его взгляды в общем совпадают с моими.
По моей просьбе, Боткин написал для меня психологическую характеристику Ее Величества, но у меня ее сейчас нет».
Удивительно, как этот человек, давая показания, не понимал, что ими он разоблачает, прежде всего, себя самого. Именно таким он навсегда и останется на страницах истории – «средним европейцем» и в качестве такового «орудием всемiрного разрушения».
Всё решила, однако, реальная угроза, нависшая над материалами следствия.
Пьер Жильяр
Передавая впечатления от своей встречи в Харбине с генералом М.К. Дитерихсом и Н.А. Соколовым, П. Жильяр писал: «Они сильно волновались, так как положение в Маньчжурии становилось все более и более шатким и можно было с минуты на минуту ожидать, что Восточно-Китайская железная дорога попадет в руки красных. Вокзал и его окрестности кишели большевицкими шпионами. Что делать с следственными документами? Куда спрятать их в верное место?»
«Автор помещенной в “Matin” статьи Андрэ Сальмон, – говорилось в публикации в парижской “Русской газете” (17.6.1924), – беседовавший с генералом Жаненом, уверяет, что по пути следования останков Императорской Семьи из Екатеринбурга через Сибирь во Францию, немецкие агенты делали несколько попыток направить останки по другому пути». (Под «немецкими агентами» тут имеются в виду большевики.)
То же рассказывал и сам следователь одному из своих друзей-эмигрантов, который передал это впоследствии в своем очерке: «На территорию Маньчжурии Соколов вступил уже тогда, когда там хозяйничали большевики. Соколов имел основание думать, что большевики его разыскивают, в чем он не ошибался»>44.
«Большевицкое движение, – подтверждал Роберт Вильтон, – среди русских железнодорожных служащих вызвало общую забастовку. Необходимо было спасти дело. Его спрятали в моем вагоне. Соколов и сам приходил ко мне. После бегства из Омска, я держал на своем вагоне английский флаг, но в Харбине не было английских солдат. Мы легко могли подвергнуться нападению; каждую ночь мы по очереди сторожили…» Кстати говоря, всеобщую забастовку в Харбине, которую в 1920 г. пытались организовать большевики с целью распространения революционной смуты в Маньчжурии, удалось сорвать усилиями предпринимателя И.Т. Щелокова, харбинского знакомого Н.А. Соколова.
Краткие итоги мартовского совещания, проходившего в вагоне Роберта Вильтона, можно найти в книге последнего, каждое из трех изданий которого даёт свои оттенки произошедшего.
Английское издание 1920 г.: «С ведома и одобрения трех вышеупомянутых выдающихся людей [Н.А Соколова, генералов Дитерихса и Лохвицкого] – представляющих прошлую и, мы все надеемся, будущую Россию – я взял одну из копий дела, отдавая себе отчет в том, что при определенных обстоятельствах, я могу по своему усмотрению использовать ее целиком или частично».
Французское издание 1921 г.: «Для делопроизводства и для Соколова существовала только одна возможность спасения: перемещение в Европу. Для этого у меня собрались Дитерихс, Лохвицкий и Н.А. Соколов. После этого совещания на меня выпала миссия помочь ему во время его путешествия, взяв с собой копию дела…»
Генерал-лейтенант Михаил Константинович Дитерихс
Русское издание 1923 г.: «Для безопасности дела и для личной безопасности Соколова, ему необходимо было выехать в Европу. В начале марта у меня собрались генералы Дитерихс и Лохвицкий и Н.А. Соколов. На этом совещании я взял на себя помогать ему во время его поездки и охранять один экземпляр дела. Подлинник был поручен одному французскому генералу».
Обративший внимание на вышедшее еще при жизни Р. Вильтона русское издание 1923 г. автор одной из интернет-публикаций справедливо замечает: «Но откуда переводчик, князь А.М. Волконский, взял фразу “Подлинник был поручен одному французскому генералу”, отсутствующую как в английском, так и во французском изданиях, – это загадка»
