«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1 - [142]

При этом означенные лица объяснили, что Матрена Григорьевна Соловьева, продавая им перечисленные предметы, сообщила, что письмо, значащееся в пункте 1-м, было написано ее покойным отцом Григорием Ефимовичем Распутиным перед началом Великой европейской войны 1914 года; что это письмо хранилось Государем Императором у себя и было возвращено Им ее мужу Борису Николаевичу Соловьеву через камердинера Государыни Императрицы Волкова в г. Тобольске, когда там находился Соловьев, доставивший для Семьи некоторые вещи.

По рассмотрении всех представленных предметов, судебным следователем было признано имеющим значение для дела письмо, значащееся в пункте 1-м сего протокола.

Названные лица князь Николай Владимiрович Орлов и мистер Вильям Астор Чанлер изъявили полную готовность представить этот документ к следствию.

Все остальные предметы, ввиду состоявшегося соглашения между названными лицами, были переданы князю Николаю Владимiровичу Орлову.

Настоящий акт составлен в двух экземплярах, причем содержание таковых было сообщено мистеру Чанлеру на английском языке князем Николаем Владимiровичем Орловым.

Судебный следователь Н. Соколов

Николай Владимiрович Орлов

Вильям Астор Чанлер».

Все доступные подробности, связанные с этим письмом Григория Ефимовича, в свое время были собраны нами в шестой книге «расследования» «Страсть как больно, а выживу…» (2011).

Князь Николай Владимiрович Орлов. 1921 г.

Так, корнет С.В. Марков, независимо от приведенного нами протокола, который был опубликован впервые лишь в 1998 г., писал в своих воспоминаниях: «В бытность мою в Тюмени в 1918 году, зять Распутина, Б.Н. Соловьев показывал мне это письмо к Государю в подлиннике, так как Государыня передала до этого Соловьеву на хранение ряд писем Распутина и другие документы». Далее в своих мемуарах Марков приводил текст этого «исторического письма».

Согласно «Настольному реестру», в самый день получения письма 12 июля в Париже оно было осмотрено Н.А. Соколовым.

«Письмо, – говорилось в протоколе осмотра, – написано на листе белой писчей бумаги имеющим размеры 34,6 и 21,6 сантиметра. Бумага – несколько сероватого оттенка, местами грязноватая. […] Этот лист бумаги не является частью, отрезанной от листа. Он имеет цельную форму и, видимо, в таком виде вышел с фабрики. Он сложен вчетверо и имеет изгибы давнего происхождения; в области этих изгибов бумага – грязноватая, шероховатая. Содержание текста писано чернилами черного цвета. […] При осмотре этого письма не обнаружено ничего, что указывало бы на его апокрифичность».

10 сентября в Париже письмо было сфотографировано и специальным постановлением признано «вещественным доказательством».

Ныне оригинал этого документа хранится в библиотеке редких книг Байнеке Йельского университета (США).

«Это глагол пророка… – писал автор одной из лучших книг о Царе-Мученике И.П. Якобий. – Германию победят, но что же Россия? Она тонет в крови, гибель ее велика… Какое грозное предостережение патриотическим восторгам первых дней войны! Какая картина ужасной участи несчастной России!»

О реакции Императора Николая Александровича на призывы к Нему старца известно не так много.

В первоначальных своих воспоминаниях А.А. Вырубова писала: «Государя телеграмма раздражила, и Он не обратил на нее внимания». По ее словам, Г.Е. Распутин «и раньше часто говорил их Величествам, что с войной всё будет кончено для России и для Них. Государь, уверенный в победоносном окончании войны, тогда разорвал телеграмму и с начала войны, как мне лично казалось, относился холодно к Григорию Ефимовичу».

В позднейшем варианте воспоминаний она еще более усиливает это неприятие: «Когда началась война, Император заметно охладел к Распутину. Это охлаждение началось после телеграммы Распутина Их Величествам в ответ на депешу, посланную мною, по Их поручению, старцу в Сибирь с просьбой молиться об успешном завершении войны. Телеграмма Распутина гласила: “Мир любой ценой, война будет гибелью России”. Получив эту телеграмму, Император вышел из себя и порвал ее. Императрица, несмотря ни на что, продолжала почитать старца и верить в него».

Генерал А.И. Спиридович, при написании своих мемуаров чрезмерно часто опиравшийся на чужие воспоминания, и на сей раз повторил выводы Анны Александровны: «…Приехал в Петроград Распутин. Он так энергично стоявший против войны, теперь говорил, что раз ее начали, надо биться до конца, до полной победы. Во Дворце им были недовольны, к нему охладели…»

Г.Е. Распутин-Новый. Обложка журнала «Искры». 1912 г.

Однако внешнее часто бывает мнимым, лишь кажущимся действительным. Об этом свидетельствует, в частности, доброжелательное отношение Государя к Своему Другу, после ранения возвратившемуся в столицу, и тот несомненный факт, что пророческое письмо Царь сохранил как самое дорогое достояние, находясь в узах, и нашел необходимым спасти его для истории, в назидание потомкам.

О том, что Государь принял совет старца к делу, свидетельствуют также попытки Государя, приостановить мобилизацию и, отправив доверительные телеграммы Императору Вильгельму II, предотвратить сползание страны в геенну мiровой бойни.