Царский венец - [16]

«Мы всё время думаем о тебе, — написала позже тётушка, — и можешь легко представить, какие ужасные мгновения мы пережили, когда узнали об этом опасном инциденте в Японии. Бедная Пелли (так в письмах великая княгиня называла Аликс) очень переживала».

Когда Ники вернулся в Петербург, отец, внешне ничем не выразивший волнения, от сердца поблагодарил принца Георгия и попросил у него трость, которой тот сбил преступника с ног...

Спустя немного времени принц задумчиво вертел в руках эту судьбоносную бамбуковую палку, спасшую жизнь русского цесаревича и теперь чудесно украшенную по приказу императора Александра III — бриллианты ослепительно играли на свету! — и повторял еле слышно: — ...и трость будет сильнее меча, и трость засияет блеском.

* * *

Цесаревич Николай и принцесса Аликс не встречались между 1889 и 1894 годами — зато они переписывались и обменивались маленькими подарками. Цесаревич много слышал о принцессе от Эллы, ставшей теперь, после принятия православия, Елизаветой Фёдоровной. И она, и дядя Сергей Александрович, всегда восхищавшийся крошкой Аликс, поддерживали идею этого брака. Елизавета Фёдоровна, искренне полюбившая свою новую родину и всем сердцем принявшая православную веру, не считала смену религии препятствием. «Ты должен встретиться с ней, это ваш последний шанс», — настаивала Элла.

Николай и сам это знал. Пять лет он каждый день молился Господу и Пресвятой Богородице о даровании ему в жёны любимой Аликс. Пять лет... и царь Александр сдался, видя непреклонность сына и силу его чувств, уважая его за эту силу и непреклонность. Императрица Мария Фёдоровна не решилась спорить с супругом. Согласна была и королева Виктория. Оставалось последнее, самое трудное препятствие — сама Аликс. И Николай приготовился сам бороться с ней — против неё же самой.

Весной 1894 года в Кобурге состоялись торжества, связанные со свадьбой Эрнста. В последний момент пришло известие о неожиданном приезде цесаревича.

Они были наедине — он рядом! Даже через беспросветную тьму сердечного горя юная принцесса почувствовала пробивающийся лучик великой радости — он рядом, он с ней! Впервые за много лет. Пусть ей даровано лишь несколько дней этого ничем не заменимого счастья — видеть его, слышать его голос, но она примет это счастье и будет потом всю жизнь носить его в себе как самое светлое воспоминание. Всю дальнейшую безрадостную жизнь. Если бы можно было спрятать лицо у него на груди и выплакать своё страдание!

Ники целовал её руку. Вся сила его чувства сосредоточилась в выразительном взгляде, полном мольбы к ней о понимании и духовном единении с ним в том, что было самым важным для обоих. И он говорил: говорило его сердце, его верующая душа, говорила его любовь — к Богу и к женщине.

— Аликс, я понимаю ваши религиозные чувства и благоговею перед ними. Но ведь мы веруем в одного Христа — другого Христа нет. Бог, сотворивший мир, дал нам душу и сердце. И моё сердце, и ваше Он наполнил любовью, чтобы мы слились душа с душой, чтобы мы стали едины и пошли одной дорогой в жизни. Без Его воли нет ничего. Пусть не тревожит вас совесть в том, что моя вера станет вашей верой. Когда вы узнаете, как прекрасна, благодатна и смиренна наша православная религия, как величественны и великолепны наши храмы и монастыри, как торжественны и величавы наши богослужения, — вы их полюбите, Аликс, и ничто не будет нас разделять...

Он призывал на помощь Россию — сокровенную в великой державе Святую Русь, которую так любил, — чтобы она вдохнула в него красноречие. Он молил Бога дать мудрость бедным человеческим словам, чтобы поколебать это сердечко, любящее, но непреклонное, которое — он чувствовал — бьётся сейчас сильнее.

Аликс плакала: её любовь вступила в борьбу с религиозными убеждениями. Она плохо представляла себе разницу между православием и лютеранством, но эта разница казалась ей огромной.

— Я не могу, — отвечала она едва слышно, почти через силу, — нет, не могу...

И она оставила его в тревоге и надежде. Ожидавшему следующего тет-а-тет Николаю порой казалось, что напряжение этого ожидания становится невыносимым. Но потом вновь радость оттого, что он может видеть Аликс, может читать неизменную любовь в её глазах, захлёстывала такой светлой и тёплой волной счастья, что юноша снова наполнялся верой — Бог всё-таки ответит на его горячие молитвы.

Какую внутреннюю борьбу пришлось выдержать Аликс, можно только догадываться, но Бог услышал молитвы царевича, и на следующее утро Аликс сказала:

— Я согласна.

Он едва поверил!

— Я не знаю, что это было, Ники. — Принцесса плакала то ли от счастья, то ли от потрясения, но нежное лицо её ещё хранило отсветы благоговейно-прекрасного страха. — Не знаю... Но это было... как озарение. Это был ответ... Оттуда — я уверена. И теперь с лёгким сердцем я могу сказать вам, мой любимый, моё сокровище: я согласна! Я приму вашу веру, Ники, и буду вашей женой. Если бы вы знали, как светло и покойно теперь у меня на душе.

Аликс видела, что Николай сам с трудом сдерживает слёзы, пытаясь спрятать их за улыбкой, ясным лучом освещающей его славное лицо.