Царские забавы - [38]

— Он и в речах ко мне стал непочтителен, Гришенька. Не трожь его пока, сам в грязь хочу втоптать.

Глава 3

— Разве можно такое рассказать, Гордей Яковлевич, — говорил страстно Григорий, хмуря круглое лико. — Как государь к Новгороду подошел, так его с крестом встречать стали, а он благословение принять отказался, архиерея изменником обозвал. А что далее началось, и пересказывать страшно.

— Ты рассказывай.

— Отобедал государь у архиерея, — Григорий старался не смотреть на развороченное лицо разбойника, — а потом опришникам повелел изменников наказать. Хватать они стали всех без разбора, что мужиков, что баб. По ногам повязали и в Волхов стали метать. А кто всплывал, подбирались к ним на стругах и топорами, и рогатинами топили без жалости. На меня тоже кто-то донес, что я пришлых людей деньгами к бунту подбивал. Пытали меня поначалу, пятки огнем жгли.

— А ты что?

— Я и словом не обмолвился. А когда поняли, что не выведают у меня ничего, вместе с другими несчастными в Волхов столкнули связанным.

— Как же ты спасся? — подивился Гордей.

— Сам не знаю, — пошевелил огромными плечами босяк. — Видно, матушка моя на том свете за меня крепко молилась, вот и оградила от беды. Очнулся я от моста саженей за сто. Пошел к купцу, у которого остановился, а как явился на двор, то увидел, что дом его разорен.

— Беда, что и говорить.

— Уже потом дознался, что его вместе с женой и чадами смерти предали. Затаился я на пустыре, а потом прямехонько сюда.

— А что с Пименом стало, архиереем новгородским?

— Его тоже беда стороной не обошла. Обвинил царь владыку в том, что якобы знался он с мятежным конюшим Челядниным. Велел государь посадить его в темницу, а там тюремные сидельцы придушили старца за горсть монет, — вздохнул отрок.

Нахмурился Гордей Яковлевич, было видно, что опечалила его смерть владыки. Совсем недавно архиерей председательствовал на соборе, который осудил митрополита Филиппа, и вот теперь разделил его участь.

Видно, поперек горла встали архиерею тридцать сребреников.

— К Семену Блину не наведывался? Жив ли? — спросил Циклоп.

— Как все, — отвечал Григорий. — Вместе со всеми в Волхов прыгнул. Жаль мужика, без него нам туго придется. Великий Новгород — город купеческий. Он всегда богатым был, такой доход приносил, что всей нашей братии надолго хватало. А теперь даже представить трудно, когда Господин Великий Новгород от разорения оправится.

Семен Блин был один из тех десяти монахов, с которыми Циклоп Гордей подчинил себе московских татей. В далеком юношестве они приняли постриг в одном монастыре и также заедино вышли на дорогу с кистенями, тем самым доказав еще раз, что от святости до греха единственный шаг. Вместе они крепили свое могущество и без конца расширяли границы воровского ордена. Семен Блин был при Гордее Циклопе чем-то вроде «воеводы» Новгорода: именно он собирал монеты с «кружечных мест» и харчевен, помогал купцам избавиться от тяжелой мошны. Семен был судьей на правеже, если «лихие люди» не ладили между собой.

Вместе с разоренным Новгородом пал и его воевода.

— Нелегко нам придется без Семена.

— Что правда, то правда. Задавил нас государь. Всюду свою опришнину насадил, травят нас как могут. Раньше пришлые люди хоть к церквям жались, а теперь государь монастыри земские порушил и казну их пограбил.

— Отчего они Семена-то сгубили? Неужно про воровской промысел его догадались?

— Не догадались. А сгубили потому, что он дюже богат был. Сам тысяцкий и бояре новгородские денег у него одалживали. Шепнул кто-то из недругов государю о том, что Семен Блин золотишко при себе держит, вот оттого и пограбили его опришники. А состояние его царь к себе в казну забрал. Что делать-то будем, Гордей Яковлевич?

Циклоп Гордей кашлянул сухо в ладонь, долго изучал шершавую поверхность тыльной стороны, а потом спросил:

— Сколько же всего людей погублено?

— Всех и не сосчитать. Губил государь новгородцев целыми улицами, — вздохнул Гришка.

— Вот что мы сделаем, Григорий. Пустим слух о том, что будто бы государь в Москву возвращается затем, чтобы горожан живота лишить за неповиновение… А теперь позови мне Калису, спину медом пусть натрет, а то я с поясницей совсем намаялся, — пожаловался Циклоп, — руки у нее больно ладные, боль в один раз снимает.

Григорий догадывался, что Гордей Яковлевич назвал не все достоинства Калисы. Своими умелыми руками она лечила не только поясницу разбойника, но и его угасающую мужскую силу. Порой баба бывала так откровенна в своих ласках, что даже стареющее тело Гордея Циклопа не оставалось к ним равнодушным. После каждой такой встречи с кудесницей тать чувствовал себя почти юношей. Жар, исходивший от поясницы, накалял все его тело и разжигал мужеское начало. Баба умела доводить Гордея до исступления.

Как появилась на Городской башне Калиса, никто не знал, и как-то однажды, будучи сильно во хмелю, Гордей Яковлевич признался, что купил бабу за десять золотых монет у одного важного крымского эмира, который содержал юную полонянку в своем гареме.

Вот там-то Калиса и познала все премудрости любви.

Глава 4

Государь долго хохотал, когда, выехав вперед на жеребце, испугал множество девок на самой окраине леса, которые, взявшись за руки, водили хоровод. Красавицы пустились от самодержца наутек, совсем позабыв про приличия, позадирали до колен сарафаны и скрылись в густой ржи.