Царские забавы - [33]

Известие потрясло царицу. Некоторое время она не могла вымолвить и слова, а потом произнесла сдавленным голосом:

— Как убил?!

— Повелел Ивану Петровичу облачиться в царский наряд, потом усадил его на свое место и спрашивает: «Ты этого хотел? Вместо меня царем желал быть?!» А потом сразил бедного кинжалом.

Никого государыня не любила так страстно, как боярина Челяднина. Даже красавец Афанасий Вяземский не вызывал у нее того волнения, какое она испытывала, когда конюший касался ее руки.

— Нет! Это неправда, он не посмел бы! — не желала царица верить свершившемуся.

— Посмел, государыня, — отвечала Марфа Никитишна, — ему, супостату, все нипочем! Чего желает, то и воротит. Говорит, дескать, над ним только бог судья. Это еще не все, государыня…

— Рассказывай дальше.

— Надругался царь над телом. Велел отрубить сердешному голову, а потом отослал ее опальному митрополиту в монастырь. Видать, напугать старца Филиппа хотел.

Одна царица Мария знала правду: не митрополита он хотел запутать, а женушке своей непокорной пожелал дать урок.

— Я убью Ивана! — кричала Мария. — Едем в слободу! Немедленно!

— Неужто сейчас, государыня? — опешила Марфа Никитишна.

— Немедленно!

— Как же это мы так, государыня? Вестовых послать требуется, не примет нас царь. Назад воротит.

— Не примет?! — ярилась царица. — Я разнесу весь его монастырь! Я выволоку его оттуда за волосья! Я отомщу! — задыхалась от ярости царица.

— Государыня, не гневилась бы ты шибко. Крут царь, не посмотрит, что ты княжеских кровей, наказать может.

— Вели запрячь коней. Я еду!

— Ох, что ты с ней поделаешь, господи, — кручинилась ближняя боярыня, — не угомонится ведь, пока своего не добьется.

В дверях боярыня столкнулась с Басмановым.

— А ты откуда здесь взялся, лиходей?! — вскричала Марфа Никитишна. — Или забыл, что это покои царицы?!

— Отчего мне забывать такое? Не забыл, Марфа Никитишна, — Федор Басманов втиснул боярыню в комнату. Детина даже не взглянул на множество девок, которые, оставив свое рукоделие, со страхом наблюдали за молодцем. — К царице я и пришел, и не просто так, старуха, а по указу самого Ивана Васильевича. Велит он не выпускать Марию из дворца до особого распоряжения. Наказал он еще о том, что ежели царица противиться станет… вязать ее по рукам и ногам и держать при строгом карауле. А чтобы измены никакой великому государю не случилось, неотлучно находиться при царице. Вот так, Мария Темрюковна!

— Дорогу! — завопила царица. — Дорогу, холоп, к государю я еду!

— Не велено.

— Дорогу дай, если жить хочешь.

— Руки слабы для такого дела, государыня. И не велено мне с тобой долго разговоры вести. Эй, холопы, — обернулся Федор назад. — Вяжите царицу-строптивицу. Да не жалейте ремней, круче, еще круче ремни затягивайте, — поучал он отроков, которые уверенно накинули ремни на руки государыни и стягивали так, как будто вязали обезумевшего детину.

Царица кричала, бранилась гадко и напоминала рысь, угодившую в сети.

— Отомщу, холоп! Всех со света сживу! Подите от меня прочь!

— Не сживешь… обломаем мы тебе коготки. А теперь бросьте бабу на сундук, и пускай она в углу пыль глотает, пока государь не смилостивится. Ишь ты чего удумала, за Челяднина-злодея мстить!

— Увижу я вас всех еще на плахе, плюну в опозоренные головы! — плакала от бессилия царица.

— Ишь ты, она еще и дерзит! — подивился Федор Басманов, приятно ему было осознавать власть над поверженной царицей. Было у него, что следовало бы припомнить Марии Темрюковне: явился он к ней однажды через потайную дверь, а она, вместо того чтобы приветить ласково, огрела его плетью, как похотливого бычка. С другими мужами государыня полюбезнее была, а покойный Челяднин дневал и ночевал в покоях царицы. — Вот что, стрельцы, если царица несносной станет, так проучите ее розгами, а коли поправится… так берите ее всяко. Государь возражать не станет. Скоро он на польской королеве женится, — хмыкнул на прощание Басманов и оставил царицу наедине с неприветливыми стрельцами.

* * *

Федор Сукин явился в опришный дворец.

Окольничий не удивился, что к нему отнеслись как к изменнику (чудит государь!). Долго держали во дворе, а потом повелели разнагишаться. А когда он сбросил с себя исподнее, долго глядели на него, давясь от смеха.

— Ну, чего вы пялитесь? — обижался Сукин. — Что я, между ног булаву прячу?

Надсмеявшись вдоволь, опришники разрешили Сукину одеть порты.

Окольничий Федор Сукин поведал Ивану посольские дела без прикрас: Ганзейский союз косо посматривал на православного властелина, который стал не без успеха тягаться со своим южным соседом Сулейманом, а сам турок только и дожидался случая, чтобы опрокинуть русскую державу. В полный рост поднялась Дания, которая стала воспринимать Балтийское море как собственность короля.

Однако более всего тревожили царя шведские дела.

В углу, на резном табурете, были расставлены шахматные фигуры. Час назад царь играл партию с Афанасием Вяземским. Князь был очень силен в шахматах и едва не поставил государю мат.

Иван Васильевич подошел к доске и увидел, что проглядел ход, который позволил бы ему пошатнуть авторитет Афанасия Вяземского как искусного шахматиста. Жаль, что он не сумел разглядеть его раньше. Так и в политике: не разглядел иной раз чего, а недруги уже ногу подставили и хотят на спину опрокинуть.