Барбро беспокойно перебирала в уме всяческие беды, которые могли выпасть на долю Джимми — голод, болезни, страх, — и не находила никаких признаков. Сады вокруг исчезли, но это уже не имело никакого значения.
— Я так скучал по тебе, мама. Ты останешься?
— Я заберу тебя с собой, золото мое.
— Останься. Здесь весело. Я тебе все покажу. Но ты обязательно оставайся.
Словно вздох, пронесся в сумерках порыв ветра. Барбро встала, и Джимми вцепился в ее руку. Перед ними стояла Царица. Высокая, очень высокая, в наряде, сотканном из северного сияния, в короне из звезд и гирляндах из цветов-недотрог. Позой она напоминала Венеру Милосскую, чье изображение Барбро часто видела на землях людей, но Царица выглядела несравненно красивее, и гораздо больше величия чувствовалось в ее осанке и сине-черных глазах. Снова восстали вокруг сады, воскресли придворные, вознеслись к небу высокие шпили.
— Добро пожаловать, — произнесла Царица, словно пропела. — Навсегда.
Но, переборов страх, Барбро ответила:
— Праматерь Лун, отпусти нас.
— Этому не бывать!
— Отпусти нас в наш мир, маленький, но любимый, — молила Барбро, словно в полусне. — Мир, который мы построили для себя и которым дорожим ради наших детей.
— К дням заточения, к ночам, полным горести, к работе, которая рассыпается в пальцах, любви, которая превращается в гниль или мусор, к потерям, к печали, к единственной уверенности, что впереди ничего не будет? Нет. Ты, которая будешь зваться отныне Странницей, тоже возрадуешься, когда знамена Северного Мира вознесутся над последним городом человека, и человек наконец оживет. А теперь иди с теми, кто будет тебя учить.
Царица ветров и тьмы подняла руку, призывая слуг, но вдруг замерла, и никто не явился на ее зов.
На фоне тихого шелеста фонтанов и мелодичной музыки нарастал свирепый рев. Метнулось пламя, где-то загрохотало, и придворные бросились врассыпную перед стальным чудовищем, взбиравшимся на скалу. Пэки испуганно взмыли в воздух и скрылись из виду. Никоры один за другим кидались навстречу машине и падали сраженные, пока Царица не закричала, чтобы они остановились.
Барбро повалила Джимма на землю и закрыла собой. Башни замка закачались и растаяли как дым. Под леденящим светом лун остался голый склон горы: камни, расселины, а чуть дальше — ледник, в прозрачной глубине которого пульсировало голубое отражение северного сияния. На вертикальной стене скалы чернел вход в пещеру. Древние с криками бросились в темный проем, ища спасения под землей. Бежали все: люди, и гротескные создания вроде пэков, никоров и призраков, но больше всего было худощавых чешуйчатых существ с длинными клювами и длинными хвостами.
Джимми плакал, прижимаясь к груди Барбро — может быть, от страха, а может, оттого что растаяло очарование сказочного мира. На мгновение Барбро даже стало жаль Царицу. Та осталась теперь одна и стояла совершенно нагая. Но затем она тоже бросилась бежать, и мир вокруг Барбро рухнул.
Пулеметы смолкли, машина с лязгом остановилась. Из кабины выпрыгнул юноша и закричал во весь голос:
— Тень Сновидения, ты где? Это я, Погонщик Туманов! Иди сюда!
Только потом он сообразил, что приехавший с ним человек не понимает его слов, но продолжал кричать, пока девушка не выбралась из кустов, где спряталась с самого начала атаки. Некоторое время они молча смотрели друг на друга сквозь дым и пыль, пронизанные лунным светом. Затем девушка бросилась вперед.
А из кабины донесся еще один голос:
— Барбро! Скорее!
В Рождественской Посадке был день. Короткий в это время года, но все же день — с солнцем, голубым небом, белыми облаками, сверкающей водой, соленым ветром на улицах и организованным беспорядком в гостиной Шерринфорда.
Он долго перекладывал одну ногу на другую, тянул трубку, словно хотел поставить дымовую завесу, и наконец спросил:
— Ты уверена, что уже поправилась? Тебе не следовало излишне волноваться.
— Не беспокойся, все хорошо, — ответила Барбро Каллен, хотя голос ее оставался бесцветным. — Усталость, конечно, еще чувствуется, и, наверно, это заметно. Но ничего удивительного тут нет: за одну неделю от такого трудно оправиться. Однако я встаю, хожу. И, честно говоря, прежде чем осесть и начать набираться сил, мне не терпелось узнать, что случилось там и что происходит сейчас. Ни в прессе, ни по телевидению ничего не было.
— Ты с кем-нибудь говорила о нашей экспедиции?
— Нет. Посетителям я просто отвечала, что слишком устала и не могу разговаривать. Не очень веселая жизнь. Но я решила, что для секретности есть какие-то причины.
Шерринфорд вздохнул с облегчением.
— И правильно. Это по моей просьбе. Ты можешь представить себе, что произойдет, если все станет известно широкой публике прямо сейчас? Власти согласились, что нужно изучить факты, обдумать, обсудить их в спокойной обстановке и выработать какую-то программу, которую можно будет предложить населению Роланда. Иначе все просто свихнутся. — Он едва заметно улыбнулся. — А кроме того, и тебе, и Джимми надо привести нервы в порядок перед началом журналистского штурма. Как он там?
— Он-то ничего. По-прежнему пристает, чтобы мы отправились играть с его друзьями в Прекрасный Замок. Но в таком возрасте… Это пройдет. Он забудет.
