Царица в постели - [4]

В это время при дворе появился блестящий красавец, будущий польский король Станислав-Август Понятовский.

Екатерина до безумия увлеклась им и не забыла его, сделавшись императрицей.

Елизавета окружила беременную княгиню нежным уходом, подарила ей сто тысяч рублей и осыпала драгоценностями.

Когда родился Павел, при дворе все уверяли, что он сын императрицы Елизаветы Петровны от Разумовского, а беременность Екатерины была подложной.

Но Павел был похож на своего отца, хотя до сих пор не установлено его происхождение. Известно лишь, что Екатерина не любила его и не питала к нему материнских чувств. Его рождение приписывалось и Захару Чернышеву, и Сергею Салтыкову, и Льву Нарышкину. Уверяют, что Салтыков был похож на Петра III лицом. Этим объясняется сходство Павла Петровича с его официальным отцом.

Екатерина вскоре заявила, что она республиканка во всех отношениях, открыто называла себя поклонницей Вольтера. Свободомыслие Вольтера, его популярность и антирелигиозность привлекали будущую русскую царицу.

Ребенка Екатерины императрица Елизавета Петровна сразу отняла у матери. Его колыбель стояла в спальне у государыни, которая нежно за ним ухаживала.

Екатерина перестала играть важную роль. Она дала России наследника престола, и теперь Елизавета устремила все внимание на ребенка, а мать предоставила самой себе. Может быть, этим и объясняется холодность императрицы Екатерины II к своему сыну. Молодые матери легко отвыкают от детей, отнятых у них в раннем детстве.

Екатерина устроила свой «маленький двор» и начала заниматься политикой. Английский посланник Вильямс и Август Понятовский сделались главными фаворитами. Зная легкомыслие Елизаветы Петровны и ее страсти к танцам, английское правительство прислало в Россию шаркуна и прекрасного танцора сэра Чарльза Генбюра Вильямса, который между танцами устраивал свои политические дела. Август Понятовский был не менее блестящим кавалером, и Екатерина недурно проводила время, хотя не могла еще развернуть во всей полноте свой темперамент, как Иоанна Неаполитанская, ее идеал. Это наступило впоследствии, когда она сделалась русской императрицей.

Канцлер Бестужев был поверенным в любви Екатерины и Понятовского и благосклонно смотрел на эту связь, преследуя цель сделать Понятовского польским королем.

Понятовскому Екатерина очень нравилась. Вообще она умела нравиться, о чем сама говорила в своих записках: «Я умела нравиться, хотя не считала себя особенной красавицей». Однако Понятовский был другого мнения о ее наружности. Он считал ее красавицей. Вот как он описывал Великую княгиню в своих записках: «Она брюнетка ослепительной белизны. Брови у нее черные и очень длинные, нос греческий, рот как бы зовущий для поцелуя, рост скорее высокий, тонкая талия, легкая походка, мелодичный голос и веселый смех, как и характер. Она легко переходит от шаловливой игры к серьезной таблице цифр, которая ее нисколько не пугает».

Сергей Салтыков в это время был в Швеции, где распускал про Екатерину ужасные слухи и открыто называл себя отцом наследника престола. Он хвастался, что Екатерина сама навязалась ему, упрекая, что часто не приходил к ней на свидания, которые сам ей назначал, и она напрасно ждала его по ночам.

Понятовский, как истинный дворянин, был вежливее к дамам. Екатерина не забыла его джентльменского обращения, когда сделалась самодержицей всероссийской.

С помощью Бестужева Екатерина вела тайную переписку с родными, запрещенную ей Елизаветой. Императрица стала к ней благосклоннее, и Екатерина даже добилась возобновления русского договора с Англией. Ради любви к Вильямсу она изменила Фридриху Второму, которого тайно называла своим отцом. Но прусский король добился того, что английского посланника отозвали. Хотя семилетняя война не вполне оправдала его ожидания, однако прусский король сохранял там свое влияние. Петр Федорович сделал его своим кумиром.

Понятовский, чтобы угодить Великому князю, восхвалял прусского короля, хотя поддерживал втайне Вильямса. Екатерина дошла до того, что стала выдавать Вильямсу государственные тайны, в которые старалась проникнуть, и сообщила условия будущих русских договоров с иностранными державами.

Елизавета Петровна узнала об этом и обвинила Екатерину, узнававшую все тайны от канцлера империи Бестужева, в государственной измене. Екатерина с трудом вымолила у нее прощение, почти целую неделю валялась на коленях перед императрицей, которая была страшно возмущена поступком невестки.

После этого скандала Вильямса отозвали в Англию. В то же время французский король Людовик XV, вернее его посол в Польше, герцог де Броньи потребовал, чтобы Понятовский был удален из Петербурга.

На Россию во Франции все еще смотрели, как на варварскую страну, которой можно помыкать и управлять. Желание русского правительства иметь голос в европейском концерте, как принято выражаться в Западной Европе, казалось странным. Россия лишь при Петре Великом ступила на путь цивилизации, ей было всего тридцать лет.

Во Франции пожимали плечами и говорили, что Россия – не Европа, а Азия, и предписывали царице свои законы. Кардинал де Флери, первый министр Людовика XV, втянул Россию в семилетнюю войну, во время которой погибло около пятидесяти тысяч русских солдат.