Царица царей - [25]

Под тонкой тканью явственно вырисовывалась грудь Клеопатры. Соски стояли торчком, как будто их недавно касались. Или целовали. Рука была запрокинута, чтобы лучше продемонстрировать непотребство.

Октавиан… нет, разумеется, Август (такое имя он предпочел, и не сомневался — очень скоро оно прогремит на всю империю), с отвращением фыркнул. Неизвестно, что за яд она приняла. Зелье обошлось с жертвой как с возлюбленной. Женщина ничем не напоминала ту, которую он видел несколько дней назад. Тогда она сама рассказала победителю о местонахождении Цезариона. Наверное, она обезумела от горя, ничем иным подобную глупость объяснить нельзя. Исхудавшая, с серым лицом и запавшими глазами, она выглядела больной. Август не смог отыскать в ней ничего привлекательного. Какое облегчение он испытал.

Однако же мертвая Клеопатра расцвела, кожа подернулась перламутровой испариной. Поза мертвой царицы оказалась непристойной: одна нога согнута в колене, другая свисала с края скамьи. Спина выгнулась дугой: без сомнения, в последней конвульсии.

В опочивальне настала неестественная тишина, даже городской шум сюда не долетал.

Он победил. Враги мертвы. Почему же ему и теперь нет покоя?

Октавиан наклонился к Клеопатре, поправил складки ее одеяния. «Надо прикрыть от назойливых взглядов», — подумал он. Но на самом деле ему хотелось провести пальцами по ее коже, прижаться губами к шее. Он жаждал…

— Вызовите лекарей, — распорядился он, отпрянув от скамьи. — Пусть определят причину смерти.

Агриппа сдвинул в сторону шарф, которым была замотана шея Клеопатры.

— Не стоит, — произнес он. — Это была гадюка. Вот след укуса.

Октавиан отскочил назад.

— Убей ее, — приказал он, подавляя дрожь в голосе.

— Она уже уползла, — отозвался соратник.

Октавиан начал подозрительно озираться по сторонам. Змея могла затаиться где угодно: в складках одеяния царицы или ее прислужниц, под мебелью. Как она вообще попала в покои? Очевидно, верный слуга тайком пронес ее во дворец. Царица отличалась хитростью. Он снова приблизился к ней, заставив себя спокойно дышать.

— Покажи следы, — сказал он. — И надо вызвать псилов. Мы сделаем все, что можем. Вдруг она еще жива?..

Отметины от зубов на шее были слишком большими и яркими на фоне бледной кожи. Октавиан тревожно покачал головой и отвернулся. Змея, укусившая ее, — явно не обычная гадюка. Кто-то намного крупнее. Мучительный и странный способ умереть… Но почему Клеопатра так безмятежна?

Заклинатели змей пришли и опустились на колени рядом с ее телом, чтобы высосать из раны яд. Клеопатра по-прежнему не подавала признаков жизни.

— Мертва, — объявил темнокожий предводитель псилов торжественно. — Но душа ее блуждает поблизости. С ней случилось нечто непонятное.

Октавиан пожал плечами в ответ на загадочные словоизлияния. Какое Риму дело до души блудницы?

Он заплатил псилам золотом и отпустил их. К ночи весть о самоубийстве повелительницы Египта и попытках императора спасти ее облетит Александрию.

Агриппа в нерешительности застыл на пороге.

— Ступай, — вымолвил Октавиан. — Я почти закончил.

Когда тот покинул покои, Октавиан в последний раз склонился над Клеопатрой и снял с нее корону. Положил руку на ее мягкую грудь. Ему почудилось, будто сердце царицы еще билось.

Октавиан склонился пониже и вдохнул запах ее духов. Он говорил себе, что просто хочет поближе разглядеть свою противницу. Победитель произнесет прощальную речь, прежде чем она навеки покинет этот мир.

— Цезарь учил меня, что оружие настоящего вождя — слово, а не меч, — сказал он негромко. — Солдаты получают приказ, который, как они считают, исходит от их царицы, и восстают против своего полководца. Мужа царицы извещают, что та покончила с собой, и он отчаянно защищает свою честь. Как бы ты поступила, если бы явилась со своей армией в мою страну? Проявила бы ты благородство, как и я? Теперь ты поедешь в Рим с императором. Ты утверждала, что свободна, но ты целиком принадлежишь мне одному.

Он прильнул губами к ее полураскрытым губам, и вдруг…

Глаза царицы распахнулись.

14

До конца своей жизни император будет помнить то, что узрел в те минуты в ее глазах. Поначалу он счел все видениями. Потом, когда они начали сбываться, он понял, что это были пророчества. Он созерцал то, что должно произойти.

Перед ним россыпью самоцветов на черной ткани предстало будущее. Каждое ужасное мгновение отпечаталось в его памяти с невообразимой четкостью.

Ослепительные молнии в разрывах грозовых туч. Изувеченные тела, скелеты. Корабли, выброшенные на умирающие берега. Полчища крыс, покрывающие трупы плотным омерзительным слоем. «Отголоски прежних войн», — подумал он. Несмотря на свою молодость, Октавиан командовал армиями. Он повидал весь цивилизованный мир.

Но он ошибся. Он никогда не сталкивался с такой реальностью. И он не мог оторваться от этих пламенеющих чудовищных картин.

Солдаты гнали женщин и детей в какие-то загоны, срывали с них обноски, обувь, выдирали из рук вещи. Вскинув к плечам металлические палки, наставляли оружие на жертв. Те стояли за решетками, держа руки за головой, и ждали смерти. Малолетние воины убивали своих ровесников, размахивали топорами и прутьями. Швыряли в неприятеля чем-то непонятным, и внутренности врагов вываливались наружу. А они, хмелея от насилия, с песнями и улюлюканьем бросались на менее удачливых сверстников и раскраивали их черепа. Люди нагишом метались по улицам объятого мраком города с искаженными от ужаса лицами. Их кожа пузырилась и обугливалась от незримого жара.